Оккупация

Потом началась война. Когда линия фронта прокатывалась над домом моей прабабушки, они все сидели в погребе, а на улице рвались снаряды, и сначала кто-то орал “форвертс!”, потом кто-то орал “вперед!”, потом снова “форвертс!”, и так по кругу. Потом просто орал — нашему солдатику разорвало живот, и он долго кричал где-то рядом, пока не умер, а они боялись выйти, потому что артобстрел и прочая война продолжались.

Эту историю и бабушка, и прабабушка в разное время рассказывали почти одинаково, и несколько раз.

Про жизнь в оккупации, естественно, никто ничего не рассказывал, поэтому остается только смотреть на фотографии, которые говорят сами за себя. Жизнь, по-видимому, была достаточно неплохой.


Немцы уже пришли, и вон какую тропинку протоптали. И фотобумагу свою привезли: на обороте стоит штамп “Agfa”.

Художественное фото

На табличке написано “Geschäftsstunden”, открыто от 8 до 12 и от 14 до 17. Бабушка — третья справа.

На работе у немцев, по-видимому. Бабушка — по центру колеса.

Немецкий грузовик. Бабушка — слева.

Надпись на обороте: “На память от наших девушек, 15 мая 1942 года”. Бабушка — третья слева. Ни про кого из остальных людей ничего не известно.

И тем не менее, все они в итоге очутились в немецком лагере — судя по характеру выбранных братом бабушки для описания слов, их принудительно вывезли куда-то за пределы СССР для работы. Полагаю, это произошло году так в 1943, когда наши уже наступали полным ходом.


Надпись на обороте: “10 апреля 1945 года”. Оранжерейный дворец в Потсдаме. Берлинская наступательная операция начнется только через шесть дней.

В дальнейшем они отступали вместе с немцами вплоть до Дрездена, и в итоге оказались в 18 км от американской зоны оккупации. В тот момент у них был выбор — перейти к американцам или вернуться к нашим. Они вернулись. “Мы очень верили Сталину”. Их, понятно, всех махом посадили и дали по пять лет заключения и пять лет ссылки. Бабушке в этот момент был 21 год.

Сестра моей бабушки точно так же пропала без вести, и ее уже никогда не нашли. Брат, которому к окончанию войны исполнилось 11 лет, был, по-видимому, полу-усыновлен кем-то в СССР, потому что он явно у кого-то жил до выхода матери и сестры из лагеря, не в детдоме. Похоже, то же самое произошло и в Германии в какой-то момент, потому что при просмотре его личного альбома он показывал на фото и говорил, что это немецкая семья, в которой он жил. У них было пятеро своих детей, довольно маленьких, и троих из них изнасиловали наши солдатики. Родители потом вскрыли им, детям, вены.

Еще в том альбоме был снимок немецкой пары, про которую рассказывалось, что мужа повесили немцы же за укрытие русской беженки, а его жену, беременную, изнасиловали наши и разрезали ей живот.

Вот об этой части нашей истории, в отличие от жизни в оккупации, я был и до того хорошо проинформирован, потому что в западных источниках она не замалчивалась особо, но одно дело, когда читаешь мемуары какой-нибудь Мэри Васильчиковой, которая изнасилования упоминает только в связи со слухами, рассказываемыми на бухаловках у Геббельса, да еще она раз видела убегавшую по крыше голую даму, которая таки прыгнула с четвертого этажа на мостовую, и другое дело, когда смотришь альбом со своим дедушкой.

Еще одно воспоминание бабушки: сразу после занятия территории наши массово расстреливали кого-то в некоем амбаре, и оттуда “текла кровь ручьем”. “Ну, не как река, не буду врать, а вот как после сильного дождя по улице течет вода, так оттуда кровь вытекала, ты веришь?”

дальше: Лагерь

больше: Другие вещи

эта страница: http://www.zharov.com/borba/voyna.html

авторские права: © Сергей Жаров, текст, оформление, кодирование, 2004–2023

обратная связь: sergei@zharov.com