Лахорские каникулы
По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
— Геннадий Шпаликов
Введение
В этот раз я решил себя побаловать и действовать менее энергично, не стараться увидеть как можно больше, а просто взять и поехать в какое-нибудь знакомое, любимое, прежнее место, чтобы на полную грудь насладиться моментом.
В качестве цели был выбран Ливан, а конкретно — города Библ и Баальбек.
В последнем есть гостиница под названием “Пальмира”, которую построили в 1874 году, и которая сохранила старые интерьеры, мебель из красного дерева, ажурную резьбу, витражи и, как пишут, абажуры из крашеной в зеленый цвет кожи страуса.
Окна гостиницы выходят на развалины Баальбека, попадая в которые я необъяснимым образом каждый раз испытывал счастье, как будто кто-то включал внутри меня свет.
Пожить в такой гостинице, выпить на балконе, глядя на колоннаду храма Юпитера — чем не отличное развлечение, тем более что отелю отдавали должное вполне искушенные граждане, как-то Шарль де Голль, император Вильгельм, Элла Фицджеральд, Бернард Шоу, Жан Кокто и так далее.
В Библе также есть бриллиант немалого размера, так называемый “Рыболовный клуб Библа” — маленькая гостиница и ресторан, которые организовал в шестидесятые тусовщик, подводный археолог и ювелир по имени Пепе Абед, а по прозвищу “Пират”.
И несмотря на скромное убранство, место это посещали и проводили здесь время Жаклин Кеннеди с мужем, Марлон Брандо, Брижит Бардо, Ава Гарднер et cetera.
С террасы ресторана открывается вид на море, на крепость крестоносцев — это такой вид, от которого тает даже черствое сердце самого на свете неромантического индивида.
В общем, у меня был готов шикарный план, когда выяснилось, что гостиница в Баальбеке сильно повреждена после израильской бомбардировки, что Израиль и сейчас активно воюет с соседями, и моя мечта, мой план превратились в прах.
Вот именно тогда я и вспомнил про Лахор. Про “Фаллетис” — самый старый колониальный отель во всем Пакистане, где мы как-то переночевали один раз, но это было чертовски дорого, хотя и чертовски приятно.
Дело моментально решилось, после того как я обнаружил, что цены по неизвестной причине упали по прошествии десяти лет в два раза. Думать больше было не о чем, мы с Мариной собрались и поехали.
Самый старый колониальный отель Пакистана
Исторический факт
Первый свой рассказ под названием “Ворота ста печалей” писатель Редьярд Киплинг опубликовал в 1884 году в “Гражданской и военной газете” в городе Лахоре, где жил и работал журналистом в то время.
Маршрут
Предполагалось, что мы будем проводить время в Лахоре, но обязательно съездим еще в Таксилу, в которой уже побывали прежде, но кроме музея ничего там не осмотрели. А жаль, ведь в добавление к прекрасным древностям, например, по дороге из Равалпинди на перевале Маргалла можно увидеть обелиск Николсона, который был британским офицером и отличался совсем уже мифической удалью.
Так, например, он якобы отправился в расположение некой банды, где убил главаря, отрубил ему голову и держал ее у себя на столе месяцами в качестве устрашающего символа.
Правда ли это — неизвестно, особенно учитывая здешний климат, при котором голова должна была страшно вонять, разлагаясь. Но как будто еще к концу прошлого века среди местных существовал культ странноватого святого, прообразом которого был Николсон.
К слову сказать, в Лахоре существует до сих пор улица Николсон, хотя она названа в честь Вильяма Николсона, застройщика окрестностей, когда того, кому воздвигнут обелиск на перевале Маргалла, звали совсем наоборот: Джон.
Виза
Которая всегда была наиболее существенным препятствием для попадания в страну, теперь для обладателей российских паспортов доступна любому, бесплатно, да еще и в электронном формате, то есть оформляется через интернет, хотя все равно лучше распечатать, потому что ее будут спрашивать. Оформлять здесь.
Валюта
Пакистанская рупия. На момент поездки за доллар давали 282 рупии, за евро — 328.
Меняется много где. В частности, в аэропорту был совершенно такой же курс, как и в городе, без всяких комиссий. Искать — выйдя из здания аэропорт, идти направо, будет указатель или знающие люди.
Меняли в банках и в меняльных конторах — курс везде примерно одинаковый, может на единицу или две отличаться последняя цифра. Везде спрашивают паспорт, с которого делают копию или фотографируют. Один раз спросили визу. Я просигнализировал, что виза в отеле. Гостеприимство победило.
Надписи и цифры на бумажках понятные. В ходу есть монеты — мне досталась пара по пять рупий, что равно примерно двум американским центам.
Долларами не платили ни разу.
Язык
Урду и английский. В урду есть заимствования из фарси, и если знаете последний, то какие-то слова поймете.
Английский все подряд не знают, но каждый раз стремительно находился помощник, который все переводил. Так как дело происходит в Пенджабе, в самой свободной в отношении женщин части Пакистана, то можно смело обращаться к молодым девицам. Они как раз часто хорошо знают английский.
Погода
Конец августа. Температура воздуха от 32 до 36 градусов, но так как влажно, то 36 ощущается как явно за 40. Ощущения как в духовке, что обозначает обильный и неостановимый пот через пять минут после выхода на прогулку.
Иногда дожди, иногда сильные. После дождей температура падает — дышать легче, но все равно ощущение липкости и влажности.
Про дождь надо понимать, что он может принимать тропический характер, а это автоматически обозначает затопление — проще говоря, кое-где воды будет по колено.
Вода уходит через два-четыре часа. Жидкая грязь остается.
Время
На два часа больше, чем в Москве.
Транспорт
Такси пользовались дважды. Для того чтобы доехать из аэропорта в гостиницу и назад. Стоило в обоих случаях семь долларов, но при заказе в гостинице были взяты дополнительные 16% налога — был чек и устное объяснение, что это именно налог. Почему гостиница взяла — не знаю, возможно, это была их машина, или они просто заработали на мне.
По городу передвигались на рикшах и один раз на городском автобусе. Все цены будут указаны далее, но в целом нужно планировать, что километра полтора будут стоить примерно 53 цента, а километров пять — доллара полтора. С рикшами, как обычно, можно и нужно торговаться.
Я поговорил с таксистом, который вез нас из аэропорта, по поводу поездки в Таксилу из Лахора, и он сообщил, что это стоит шестьдесят долларов — расстояние примерно 380 км, — хотя нужно иметь в виду, что топливо тоже будет за ваш счет. По крайней мере, так было в прежние пару раз, когда мы нанимали машину в Пакистане.
Прибытие
Летели из Риги “Турецкими авиалиниями” с пересадкой в Стамбуле. Около трех часов до Стамбула, потом еще около шести часов до Лахора. Стоимость билета на одного туда и обратно — около 800 долларов.
В полете кормят и поят, что интересно на пакистанском крыле — имеются в виду алкогольные напитки, и это после часа ночи. Гуманно, в общем.
После приземления формальности минимальные. Показываешь бумажку с визой, ставят штамп без вопросов.
Выход единственный, в понятном направлении. После выхода можно найти пункт обмена на левой стороне.
Таксистов искать, продолжая двигаться прямо, отмахиваясь от встречающих активных джентльменов. Я хотел уехать из аэропорта на рикше — имеется в виду мотороллер с приделанным к нему кузовом, — но в конце концов сдался некоему человеку на выходе, который был готов везти за семь долларов.
Как пишут, рикша обойдется в два раза дешевле, но ехать до центра примерно 20 км, на рикше это будет интересно, но в машине с кондиционером кому-то понравится больше.
Лахор
Справедливости ради нужно было бы написать вместо названия города название отеля, настолько мизерными были наши вылазки в город, но, тем не менее, они были, поэтому все-таки Лахор.
Исторически считается культурной столицей, что, скорее всего, связано с тем, что город многократно являлся столицей разных гособразований, из которых, вероятно, наибольший след оставили так называемы моголы с их империей.
Пара слов собственно про могольское государство.
Субстрат империи появился в результате действий Бабура, который был из нашего Андижана, но окончательной империи не получилось, так как приехали афганские Суриды, и много чего из завоеванного Бабуром отняли.
Так что сын Бабура — Хумаюн, императором не стал, хотя вот в Дели вблизи от Низамуддин-басти есть так называемые могольские сады, где на большой площади на зеленых лужайках стоят красного песчаника здания, в том числе погребальница Хумаюна — все это очень величественно и показывает, что пусть императором он не был, но и не нуждался при этом.
Империю создал внук Бабура — Акбар, которого еще называют Великим, умножая таким образом коллекцию двойных повторяющихся, так как “акбар” в переводе и означает “великий”.
Тем не менее. Официально принято считать империей Великих Моголов промежуток от 1526 года, когда Бабур пошел на Индию, до начала заката гособразования в 1720 году. Необходимо отметить, что за двести примерно лет существования империи число императоров, считая Бабура, равно всего шести, что дает нам 33 и 3 в периоде года правления на каждого.
С разными оговорками полагается считать, что империя протянула еще примерно до середины девятнадцатого века, но это с оговорками.
Лахор стал столицей империи при Акбаре Великом. Любил Лахор и сын Акбара Джахангир, так что и похоронен последний тут же. В отличие от Акбара, что лежит в Сикандре, пригороде Агры, и Бабура, что похоронен в Кабуле.
Короче говоря, если город был столицей хотя бы одной большой империи, в нем всегда есть что посмотреть, тем более если империй было несколько.
В связи с этим был заготовлен внушительный план, включавший в себя надежду на посещение тех мест, где мы уже были. В том числе следующее.
Шахи-Кила — Лахорский форт. Чтобы было понятно, Шахи-Кила — это не только и не столько оборонительное сооружение, но и большая площадь с разными красивыми зданиями.
Мечеть Бадшахи — по моему мнению, эта мечеть после той сотни разных старых и новых, в которых мы побывали, очевидно занимает первое место.
Главная центральная улица города — Молл, где находятся красивые здания колониальной эпохи: колледж Эйчисона, почта, Лахорский музей, в который тоже можно было бы заглянуть.
Девушка в Лахоре
Лахорский зоопарк — вероятно, самый старый в мире, большой, с сонмами зверей, среди которых у нас был знакомый лев. Мы встретились с ним десять лет назад, когда он только что родился, а когда льву исполнилось три дня, нам дали подержать его на руках.
“Шенко”, “сильный” — так назвали его, и как нам было не повидаться.
Усыпальница Джахангира на берегу реки Рави, одной из тех пяти, что образуют название провинции Пенджаб — “пятиречье”.
Закрытие индо-пакистанской границы — настоящее театральное зрелище, которое обязательно нужно было посмотреть еще раз.
Плюс, конечно, антикварные магазины, рынки и прочее в этом духе.
Говал Манди — съедобная улица. Хиира Манди — тут ресторан в хавели, одном из старинных изукрашенных купеческих особняков, которых в старом городе всего около полутора десятков.
Из прежде не виданного предполагался обход старого города, местное название — Андрун, от ворот к воротам — их всего больше десятка. Или же, отдавая дань наиболее известным из них, пройти, к примеру, через Делийские ворота и далее по Королевской дороге, Шахи Гузаргах, и посмотреть на Шахи Хаммам — останки королевских бань, мавзолей Сайеда Суфа и мечеть Вазир Хана, которую, к слову сказать, мы тоже уже видели, и про которую пишут, что она прелестна — могу удостоверить, это так и есть.
Другими обязательными к осмотру местами являлись ворота Бхати, рядом с которыми находится Дата Дарбар или Дата Гандж Бахш — святилище суфийского святого Али аль-Худжвири.
И святилище святилищем, но в четверг на его территории должны были звучать песни каввали — зрелище, которое мы пропустили в прошлый раз.
Внутри старого города была затея посетить рынок Касера, что в переводе означает “латунь” — якобы когда-то самый большой в тогда еще неразделенной Индии рынок посуды.
Частный музей Факир Хана, где “факир” обозначает не “фокусник”, но аскет, бродячий суфий, дервиш. В нашем случае это фамилия знатного семейства, а сам этот дом когда-то был резиденцией министра финансов Акбара Великого.
Гробница Анаркали (Цветок Граната), которая была таваиф, то есть танцовщицей, сродни тому, что в нашей традиции называется куртизанкой, и в которую влюбился будущий Джахангир, и которую его папа, то есть Великий Акбар, естественно, приказал умертвить, а Джахангир, естественно, потом воздвиг гробницу, и это тоже хотелось видеть.
Сады Хазури Баг и Шалимар.
Третья историческая съедобная улица, находящаяся на улице, названной в честь все той же самой Анаркали, то есть на Олд-Анаркали, на базаре Анаркали.
Напоследок хотелось посещения Лолливуда — самой крупной пакистанской фабрики фильмов. Хотелось пошива британского красного мундира — в прошлый приезд на Молле я нашел “коммисионерское предприятие такого-то с сыновьями”, где подобные штуки были выставлены.
Еще можно было бы приобрести для коллекции “бхудж” — “слоновий нож”. С широким, слегка изогнутым лезвием на длинной, до 50 см, рукоятке.
Пару тарелок, которые традиционно делают в Мултане.
Съездить, как уже было сказано выше, в Таксилу.
И получить всю порцию шика, которую может дать за неделю самая элегантная в стране гостиница, в номерах которой отдыхали Радж Капур, Марлон Брандо, Ава Гарднер и прочие с ними.
* * *
“По несчастью или к счастью, истина проста: никогда не возвращайся в прежние места”. Эти строчки шпаликовского стихотворения в первый раз пришли мне в голову наутро после прилета, когда мы ждали окончания уборки, сидя в фойе, я смотрел в потолок и думал, что явного смысла осматривать прежние места, которые я уже встретил, сделал своими, населил чувствами, полюбил и прочее, особой необходимости может и не быть.
Неожиданная боязнь разочарования.
Такое уже было во второй наш приезд в Лахор, когда мы отправились на Говал Манди — улицу, которая в первый раз ошеломила меня зрелищем праздника, разноцветным светом из разом открывшихся окон старинных домов, многочисленными и тоже разом появившимися компаниями, занявшими столы вдоль всей улицы… во второй раз пустынной, с редкими посетителями, с ощущением цирка, представление в котором идет только лишь по традиции, но уже совсем без огня.
Отвлекая от этих грустных мыслей, день прошел в суете, потому что мне занадобилось поселиться именно в том номере, в котором мы жили десять лет назад, и мы в конце концов заняли его, номер 203, площадью больше шестидесяти квадратных метров, с отдельной гостиной, спальней, где на кровати можно было без особого дискомфорта переночевать четверым взрослым людям или бесчисленному количеству детей или карликов.
Тем более что впереди у нас было еще шесть полноценных дней, а в прежние времена для выполнений всей запланированной программы, ей-богу, хватило бы и трех.
Настал вечер, мы отправились в прогулку по Эгертон до перекрестка с Купер, где двигались в темноте, уворачиваясь от мопедов, автомобилей и рикш, пока не добрались до Монтгомери, где поменяли деньги, сели на рикшу и отправились поужинать на Говал Манди — традиция все-таки.
Куда нас привезли? Прежде улица этим и отличалась, что с пяти часов вечера и до утра движение на ней полностью прекращалось, на ограничительные столбики вешались цепи, улица была исключительно предназначена для того, чтобы неспешно передвигаться по ней, решая, где бы сегодня поесть, выбирая самое вкусное, а потом расположиться под черным небом и наслаждаться.
Рикша остановился среди полного бедлама, потока все тех же бесчисленных мопедов, прохожих, машин и прочего. Улица была узкая и недружелюбная.
— Это Говал Манди, — упорно повторял он, так что в конце концов мы расстались, заплатив 53 цента, и, недолго выбирая, расположились в заведении, где карай из баранины был по понятной цене.
Краткая справка: карай — это вид посуды, китайский вок по сути, иногда чуть более толстостенный. Разного размера. В карае готовят разное мясо, стандартно — курицу или баранину. С помидорами, йогуртом, с разными пряностями, с костями или без таковых.
Короче, существует много разных видов, но, скорее всего, времени и желания разобраться мало у кого будет, поэтому нужно просто выбрать вид мяса и отсутствие костей. Естественно, цену. Нормальная цена за килограмм (карай продают порциями либо в полкило, либо в килограмм) из бараньего мяса с костями — 14 долларов. Куриный — около шести. Без костей — ненамного дороже, процентов на пятнадцать.
Мы заказали килограмм бараньего карая, две лепешки чапати, кроме того нам принесли две плошки с райтой (кисломолочная жидкость с пряностями или без), которая должна была выступать как соус. Салат. Бутылку негазированной воды.
Только что изжаренная мягкая баранина, только что испеченные горячие лепешки — это было очень вкусно. Райта оказалась очень острой, салат состоял из на удивление жестких, даже каких-то деревянистых овощей. Вода была как вода.
Я переговорил с владельцем заведения, и он, к моему большому удивлению, подтвердил, что да, это и есть Говал Манди, что движение перестали перекрывать вечером уже как пять или шесть лет назад, что, к сожалению, все закончилось.
В смешанных чувствах мы вернулись домой и успокоились бутылкой виски, который, если вам доведется жить в “Фалеттисе”, надлежит приобретать, перейдя уже упомянутую Купер, в магазине гостиницы “Шератон”.
Для этого нужно двигаться, удаляясь от перекрестка с Эгертон до въезда в гостиницу, там, где шлагбаум. Далее осведомиться у военного, который шлагбаум для вас поднимет, где находится “уайн-бар”, и следовать подсказкам.
Опыт показал, что при виде белой физиономии военные начинают радостно улыбаться и немедленно демонстрировать готовность показать нужное место.
Имейте в виду, что радость военных, проводы прямо до дверей, поднятие шлагбаума означает не просто восторг от встречи с вами, но и ожидание некой мзды — размер на ваше усмотрение, хотя бы сто рупий (35 центов).
Пару слов про ассортимент шератоновского заведения. Он, ассортимент, достаточно разнообразен, хотя представлена продукция всего лишь одного винзавода, и было бы странно, чтобы их, заводов, в Пакистане был избыток.
Контора называется “Марри”, каковое название возникло от близлежащего к фабрике местечка под тем же названием. Первоначально, в 1860 году, заведение открывалось как пивоварня, а сейчас, как пишут, в хранилищах содержится около полумиллиона литров виски среди прочего.
Каковой есть в наличии, разных видов, в том числе сделанный на заказ для Китая. Кроме того есть разный джин и пять видов пива. Все эти напитки, за исключение джина производят впечатление имитации — то есть как будто изготовители примерно понимали, что должно получиться и в какие бутылки разлить, но вкус в результате получился приблизительный. Муляж виски, пива и джина, последний — самый близкий к оригиналу.
Мы попробовали все виды пива, и все они, без сомнения, годятся для людей, который никогда в жизни “Пауланер”, “Козел” или “Леффе” не пробовали. И давайте не будем снобами, для нас они тоже годятся — мало ли на свете не самого вкусного пива. Тем более что вы в Пакистане и жарко.
Виски, как пишут, вроде и выдерживают в дубовых бочках, и специально был выпущен даже сорт с названием “самое редкое в мире виски” с выдержкой 20 лет, но вот со вкусом все равно беда. И дело не в том, что в Пакистане мало пьющих людей. Даже если это всего два-три процента, то это уже четыре—шесть миллионов человек. Вероятно, дело в той странной вещи, которая называется культура. Здесь она, скорее, про свежий хлеб, вкусную баранину или манго. Но не виски.
С другой стороны, опять-таки фыркать по поводу качества виски, находясь в Пакистане, — это верх пижонства и капризности.
Джин. Как уже было сказано, ближе всего к оригиналу. Особенное впечатление производит продукт голубого цвета. Так выгляди на просвет “Бомбейский сапфир”, который делают в Англии. Но у “Сапфира” дело в голубой бутылке, а маррийский аналог сам по себе голубой вроде тосола.
Про цены. Тоже история. То есть пиво стоит примерно столько же, как крепкие напитки. Логика, вероятно, в том, что и в этой бутылке алкоголь, и в этой. Так что и разницы быть не должно.
В абсолютных цифрах любое пиво в банках стоит около трех долларов и двадцати центов. В бутылке — чуть дороже, 3,55.
Джин — шесть долларов за 0,7 литра.
Простой виски — около семи долларов за такой же объем.
Самый лучший виски, который был в наличии, экспортный вариант, — порядка четырнадцати долларов.
Настал следующий день, и с ним и полное осознание того простого факта, что расстройство живота, тошнота, понос профузного, взрывного характера — это не просто результат переедания или слишком острой пищи, а натуральный острый инфекционный колит во всей красе.
Остатки надежд истаяли, когда выяснилось, что лоперамид не помогает.
Для справки: лоперамид — это одно из обязательных средств в путешествиях, противодиарейное средство, применяемое при самых разных причинах последней — эмоциональной, аллергической, при перемене режима питания и состава пищи. В том числе как вспомогательное средство при инфекционных поражениях кишечника.
Первое мое знакомство с Лахором началось с подобного поражения — я тогда и ходил-то с трудом, но, тем не менее, сил хватило добраться до Пешавара, и там я уже был здоров на следующий день.
На этот раз следующий день спасительным не стал. От мыслей о еде мутило, мы едва завтракали, далее влеклись в номер и ложились в постель.
Предположений о причинах нашей болезни было не много, то есть их не было вообще. Так как кроме еды в самолете мы один раз поели на Говал Манди только что приготовленным, раскаленным караем, только что испеченными лепешками и бутилированной заводской водой. Правда, еще был салат из свежих овощей и райта, которой я съел буквально пару ложек. При этом Марина райту не ела, я — не ел салат.
Перечисленные выше планы рассыпались на глазах. Более того, стали повторно появляться предательские мысли того рода, что добрую часть запланированной программы мы уже исполнили когда-то, что здоровье дороже, тем более что на улице было адски жарко.
Тем не менее, воля была собрана в кулак, и мы отправились на Молл. Сделать это было несложно: просто-напросто выбравшись из гостиницы, идти не к “Шератону”, а все по той же Эгертон топать в противоположную сторону, пока не уткнешься в большую магистраль, оказавшись у перекрестка с элегантным, известным из книжек про Шерлока Холмса названием Чаринг-Кросс.
Рядом с перекрестком находится так называемый Мраморный павильон, воздвигнутый в честь королевы Виктории, с ее, как пишут, статуей внутри, а чуть поодаль — Саммит-минар, обелиск, формой символизирующий минарет (хотя какой обелиск нельзя сравнить по форме с минаретом?), сооруженный в честь Второй исламской конференции на высшем уровне.
На данный момент статуи Виктории внутри павильона нет, а есть некое изваяние, напоминающее открытую книгу, вернее всего — Коран. Так что в ансамбле с минаретом-обелиском получается нечто единое среди пыльных кустов, включая или исключая мертвого котенка, которого я нашел рядом со светофором.
В Лахоре много работающих светофоров, и ан мас все участники движения сигналы светофора учитывают, хотя бывают исключения.
Пару слов про движение в Лахоре. Во-первых, оно левостороннее, как в Англии, и при переходе через улицу надо смотреть не налево, а направо. Второе — есть места, где светофоров нет, а перейти дорогу необходимо хотя бы потому, что тротуары в Лахоре имеют обыкновение заканчиваться неожиданно, и вы оказываетесь на проезжей части.
То есть начинаете идти по тротуару, потом переходите на другую сторону, на другой тротуар, потом назад — двигаетесь зигзагом.
Пересечение дороги выглядит опасным аттракционом, так как на большой скорости едут машины, рикши и очень много мопедов, которых вы пропускаете и пропускаете в расчете на паузу в движении. Но ее нет.
Тогда вы робко начинаете двигаться, все время притормаживая, давая, так сказать, возможность проехать очередному мопеду, а вот как раз этого делать не надо.
Основной принцип: начали движение — продолжайте его с одинаковой скоростью, и Аллах будет охранять вас. Машины, мопеды, рикши или притормозят, или объедут вас. Самое глупое — это замереть посередине дороги, прямой путь к тому, чтобы вас сшибли. А ведь это никому не надо.
После первого удачного эксперимента все начнет получаться. Если же неохота мучиться, можно сразу нанимать рикшу и ехать куда вам надо, удивленно поглядывая на тех ненормальных, которые медленно бредут, переходя дорогу поперек потока движения.
На Молле есть всякие колониальные здания, главные из которых — упомянутые ратуша, Лахорский музей, почта, Толлинтонский рынок и колледж Эйчисона.
Бывает распиливание женщины на сцене, а бывает расфотографирование фотографа в Лахоре
Кстати, занятно, что в Лахоре и других пакистанских городах осталось множество английских названий, которые сформированы от имен собственных. Когда ведь уже давно независимость, и каждую улицу можно ловко переименовать в честь борцов, мучеников, собственных героев или назвать, к примеру, Манговой или Персиковой.
Но вот нет.
Может быть, дело в почтении к истории или в чем-то другом, но, скорее всего, в почтении, потому что спроектированная в независимое время площадь недалеко от музея названа в честь города Стамбула, а не в честь очередного английского короля или какого-нибудь сэра архитектора.
Стамбульская площадь знаменита композицией на высокой опоре, которая (композиция, а не опора) составлена из множества скворечников. Сейчас композиция выглядит как звезда и полумесяц. А скворечники предназначены вроде не для скворцов (не обычных, их тут нет, но индийских, их еще называют “майна”), которых, кстати, полно в Лахоре, а для голубей.
Сразу надо сказать, что если вы представляете себе Молл как некую улицу застроенную сплошь зданиями колониальной архитектуры, то это не так. Жемчужины надо искать.
Мы традиционно посетили лавку при Лахорском музее, и я традиционно приобрел там сувенир на память. В первый раз это была старая пуговица с британского мундира, второй раз — небольшой коврик с редким для килимов изображением (обычно это геометрические узоры, а в этот раз был олень), в третий раз поначалу в руки ничего не шло.
Я, было, примерился к копиям картинок времен моголов, но сорок долларов за копию мне показалось многовато. Долго рылся, и уже собрался уходить, когда обнаружил совсем небольшие медные, а скорее латунные, явно старые штуки высотой в пять-шесть сантиметров, похожие на подсвечники, с той разницей, что в выемке верхней части находился перпендикулярно установленный резной плоский фрагмент.
Предназначение было не угадать. Я спросил у продавца, он ловко вывернул верхнюю часть, которая, оказалось, оканчивалась довольно длинным шипом толщиной в спичку, и пояснил, что это не что иное как флакон для туши, а шип — что-то вроде кисточки, чтобы подводить глаза.
Битва вокруг цены закончилась дисконтом с семи долларов до четырех с половиной.
Музей — место, которое нужно обязательно посетить в Лахоре, ведь и герой романа “Ким”, лама, первым делом отправился именно туда. Билет стоит 1,80 доллара. Для местных, как и десять лет назад, — в двадцать раз меньше.
У музея я придумал новый фотожанр. Обычно местные желают с тобой сфоткаться. Но можно ведь действовать и в обратную сторону, и я запечатлели в компании пенджабских девиц.
Пушка Кима, Зам-Зама, по-прежнему на месте, с ней ничего не произошло с тех пор, как десять лет назад, несмотря на запрет муниципальных властей, я забрался на ее ствол и болтал ногами в виду, как после выяснилось, целой компании полицейских.
Почта — функционирует как почта. Есть отдельная маленькая витрина с марками и, мне показалось, даже со старыми. Работники просигнализировали, что, дескать, поздно, приходите завтра с девяти до пяти, и мы пошли себе дальше.
На почте, даже если вам не надо в туалет, обязательно спросите, тогда вам укажут путь во внутренний двор, где в глубине будет винтовая лестница, ведущая на второй этаж к удобствам.
Лестница очевидно старая, литая, красивая. Стоит на нее посмотреть — или подняться по ней, если в туалет действительно нужно.
Двигаясь от музея к Мраморному павильону, вы довольно быстро окажетесь на перекрестке, где налево будет улица Нью-Анаркали. Направо — улица с интересным названием Туристическая — это начало базара Анаркали, каковой вы не обнаружите, а обнаружите бесконечные съедобные заведения, которые находятся на еще одной съедобной улице Лахора — Олд-Анаркали, продолжении улицы имени Туристов.
И здесь вас может охватить волнение, особенно если вы любите мясо, а здесь его готовят всяким разным способом, а крепкий желудок сулит удовольствие не только от поглощения караи и всякого мяса, приготовленного на углях, но и от бирьяни, самосы, далее по списку.
И здесь вас может также охватить тоска, потому что моральное состояние часто зависит от работы желудочно-кишечного тракта, и если он, тракт, разваливается, то вы увидите прежде всего грязь, страшную антисанитарию и обнаружите в себе великую трусость, которая будет толкать вас на поиски чего-то, хотя бы отдаленно напоминающего “Макдоналдс”.
И здесь, то есть на Олд-Анаркали, вы такое заведение найдете, хотя и оно вас вряд ли утешит.
Наблюдение: в Лахоре, как и во всем остальном Пакистане, если речь идет об общественных заведениях — гостиницах, ресторанах, магазинах, меняльных конторах и так далее, — на мой взгляд, можно встретить два совершенно разных подхода к функционированию всего перечисленного со стороны персонала.
Разберем эти различия на примере ресторана.
Туземный подход основан на общей свободе всех участников процесса. То есть когда вам не несут меню, вы берете его сами, останавливаете проходящего мимо человека, который вам кажется работником заведения, громко задаете вопросы, самовольно открываете холодильник с напитками, чтобы взять бутылку газировки — короче, в этом варианте вы с персоналом почти на равных.
Минус такого похода в том, что если вы рохля или раззява или, хуже того, считаете себя лучше “грязных туземцев” и ждете, что вам будут кланяться или вроде того, то вам может показаться, что все происходит как-то очень медленно, официант не в крахмальной рубашке, столы с клеенкой — в общем, грязь, антисанитария и бардак, и вас хватает только на то, чтобы слабо улыбаться и потом рассказывать об этом приключении внукам. Дескать, бывал я как-то в месте, где у всякого цивилизованного человека кровь в жилах стынет. Если не идет горлом.
Плюс — если вы не рохля, то полноценный участник процесса, ведете себя как местный, сами всем управляете, и в результате все работает и вы получаете то, что нужно.
Второй подход — как бы европейский. “Как бы” потому что, несмотря на некоторую схожесть с тем, к чему вы привыкли дома, вы становитесь заложником имитации.
Вокруг вас тьма персонала, одетого пусть не в крахмальные рубашки, но в униформу. Персонал не бездельничает, а даже наоборот, как-то все время лихорадочно чем-то занят. Спешит. Перелистывает, перекладывает, смахивает, свертывает, несет, обменивается между собой отрывистыми замечаниями. При этом все это мимо вас.
Вы пытаетесь привлечь внимание. Поднимаете вверх указательный палец. Негромко произносите призывное слово “гарсон”.
На вас не реагируют, и даже больше того: когда вы уже делаете недовольное лицо и машете руками, на ходу бросают слово “сейчас”.
Время идет. Вы устали вертеться, встаете и, замирая от собственной смелости, идете, чтобы взять меню самостоятельно. Это вам удается, но на обратном пути у вас его отнимает официант, со словами “не положено” и “я сейчас принесу”.
Коротко говоря, поскольку вы находитесь внутри имитации, реальную вещь — например, тарелку с бирьяни — получить будет непросто. Тем более что могут перепутать заказ, дополнительную лепешку или бутылку с водой принесут, когда вы уже закончили есть, а глядя на счет, нужно будет крепко сосредоточиться, так как там может быть что-нибудь неожиданное.
Плюсы — обстановка почти как дома. И тоже можно рассказывать внукам. Что, дескать, цивилизация даже в то далекое время потихоньку проникала даже в самые страшные места на земле.
Мы, являясь приверженцами туземного варианта действий, выбрали на Анаркали ресторан “Хаджи Рехмат”, заказали полкило карая из баранины, пару лепешек и воду. На этот раз обошлись без салата и райты.
Карай из баранины — около семи долларов. Две лепешки — по 15 центов. Литр воды — 39 центов, при том что в лавке он стоит 35, ресторанная надбавка 10%.
Возникает логичный вопрос. Как это получилось, дорогие друзья, что вы со своим поносом вновь принялись подвергать пыткам острой грубой и жирной пищей свой несчастный кишечник?
Ответ. Десять лет назад, будучи в таком же состоянии, я выпил со страху три таблетки упомянутого лоперамида, и ЖКТ после этого все, так сказать, впускал, но ничего не выпускал несколько дней, так что я чувствовал себя чем-то вроде андроида, ведь андроиду в туалете делать нечего.
Вот и на этот раз я надеялся на волшебную силу химии, будучи уверен, что в схватке химии против жизни без сомнения победит химия.
Не победила. И на следующий день Марина осталась в гостинице, а я все-таки решил приобрести какую-нибудь старую марку и отправился во второй раз на почту.
Почта была открыта так же, как и в первый раз, но на этот раз внутри были люди, кроме как за маленькой витриной с марками. Услышав вновь, что приходите, дескать, завтра, но до четырех, я понял, что не судьба, и решил прогуляться по Моллу в поисках “коммисионерского магазина кого-то с сыновьями”. И не нашел и его.
Коридор “Фаллетиса” в сторону ресторана и лобби
Попытку найти безусловно крайне необходимый мне английский красный мундир мы предприняли несколькими днями позже, предварительно отправившись в галерею “Мугал арт” — вообще-то обычный пыльный магазин с разным старьем, где не нашлось ничего, к чему захотелось прицениться.
Хозяин галереи отправил нас в торговый центр “Панорама”, заверив, что там мы найдем все что нужно.
И правда, центр оказался заполнен магазинами готового платья на любой вкус и цвет. Мы переговорили в нескольких лавках, но мундирами, увы, никто не торговал. Продавали женскую одежду и все три вида мужской.
Под тремя имеется в виду традиционно местный вид одежды, то есть шальвари-камиз и жилетка. Второй вариант — европейская обычная одежда, костюм-двойка или тройка. Третий — “дулха”, что в переводе с урду означает “жених”, то есть нечто, вероятно, предназначенное для собственной свадьбы, чужой, иных торжеств. Такой праздничный вариант с тюрбаном, чтобы с пером, и камзол, шитый золотом.
Последний собеседник уверенно сказал, что мундиры теперь запретили продавать, и предложил тюрбан. Я отказался и посочувствовал властям, которые должны в оба глаза следить за сонмами туристов, которые рвутся в Лахор, отчаянно желая приобрести красный британский мундир.
Что касается демонстрации одежды-дулхи, то надо заметить, что в “Фаллетисе”, как, вероятно, и в других дорогих отелях, есть специальный зал для торжеств. И в день их совершения — мы видели в субботу и в воскресение — появляется специальное извещение на пюпитре в вестибюле, что сегодня, например, свадьба Амануллы-хана.
К слову сказать, это не шутка, и Аманулла-хан действительно женился при нас, только хан в данном случае — это не титул, а фамилия. Или то и другое вместе.
Вот, собственно, на такую церемонию мужчины прибывали в белоснежных панталонах и длинных, до середины бедра, кафтанах, расшитых золотом со всей возможной плотностью. Что-то похожее можно видеть на портретах наших царских камергеров в парадных мундирах.
Камергеры несли хану нарядные коробки — это были подношения.
Там же, то есть в коридорах гостиницы, выложенных аккуратной и нарядной черно-белой шахматной плиткой, в первый день нашего приезда шла фотосъемка — фиксировали манекенщиц, высоких, тщательно накрашенных, в таких нарядных платьях — хоть к хану на свадьбу.
Проходя мимо съемочной группы в десятый раз, я не удержался, и сказал красавице на площадке комплимент.
— Вы удивительно прекрасны.
— Спасибо, вы очень любезны.
В шикарном отеле — шикарные разговоры.
Замечание про пенджабских красавиц. Ради изучения обстановки я в какой-то из дней отправился в отель неподалеку, соседний с “Шератоном” “Люксус гранд отель”.
Огромное лобби с потолками в два этажа и прочие тому подобные штуки, которые я мог бы описать подробнее, но дело было не в этом.
Дело было в том, что соседним с лобби помещении был большой гостиничный ресторан, в котором проводилось нечто вроде девичника. Во всяком случае, зал был заполнен красавицами в расписных нарядах, которые щебетали и поглядывали.
Встретившись глазами с одной из них, я автоматически приподнял бровь, выражая дежурное восхищение, как барышня вспыхнула в ответ сотней девичьих кокетливых уловок, так что я даже немного растерялся. Не ожидал такого давно забытого зрелища. Признаться, хотя это и опасное сравнение, европейские девицы в сравнении со здешними явно проигрывают, но это если вам нравится женское внимание, а не женская борьба за равноправие.
Пока я думал о чем-то вроде этого, к первой красавице присоединились еще две, и тоже принялись мне как-то удивительно уместно улыбаться и делать лицом прочие приятные вещи. Было не оторваться, но меня оторвали — повели показывать номер.
И несмотря на то, что “Люксус гранд отель” заявлен как пятизвездочный, в отличие от скромных четырех звезд “Фаллетиса”, те пара номеров, которые мне показали, выглядели так себе, хотя бы потому, что, казалось бы, мода на ковролин давным-давно ушла, но нет — в этой гостинице она сохранилась. Мода на ковролин, который бывает и выглядит чистым только до использования, но никогда после.
Еще пара рассказов о местах, которые мы посетили, несмотря на полное расстройство, которое продолжалось уверенно и настойчиво, независимо от хитрых лекарств и даже антибиотиков, что наводило на мысли о паразитарном заражении и, конечно, настроения не прибавляло.
Тем не менее, мы отправились в пеший поход за тарелками. Дело в том, что в пакистанском Мультане делают традиционную сине-белую посуду, и из прошлой поездки мы привезли кое-что, но одна тарелка разбилась, и хотелось на замену.
Мы долго шли, уворачиваясь от разнообразного транспорта, пока не добрались до конторы, похожей на те, что мы видели в том же Мултане. Здесь продают разные сувениры, абсолютно новые вещи по фиксированным ценам, то есть торговаться не будут.
Казалось бы, сине-белую посуду в каких странах только не делают, и сочетание совсем простенькое, но вот все равно красиво, так что и вам может пригодиться. За четыре тарелки (две обеденного, две десертного размера), большую, трехлитровую миску, большую чайную чашку и декоративную наволочку для небольшой подушки мы заплатили около тридцати долларов, и наши покупки согласились бесплатно доставить в гостиницу.
Адрес конторы — улица Дэвис, дом 23А, называется “Магазин пакистанских рукоделий”.
Далее рассказ будет о посещении ресторана с названием “Хиира чарга”, что вольно можно перевести как “Алмазная чарга”, где чарга — это способ приготовления курицы, которую целиком долго маринуют в специях, а потом целиком же жарят во фритюре.
Что примечательного в этом посещении? Во-первых, то, что мы попробовали два новых пакистанских блюда — привет несчастному кишечнику. Второе — это способ достижения нужного места. Марина предложила поехать на автобусе, и мы поехали.
Если вы будет жить в “Фаллетисе” или где-то поблизости, также можете воспользоваться этим методом.
Нужна остановка на улице Хайябан-э-Айван-э-Икбал, рядом с перекрестком с Эгертон. Она так и будет называться, “Айван-э-Икбал”, и искать ее нужно с обратной стороны дороги, нежели вы привыкли — левостороннее движение.
Понадобится автобус номер FRT09, и ехать нужно до остановки “Больница Ганга Рам”. Проезд стоит пять центов — внутри будет дядька, которому нужно передать деньги.
Традиционно тетеньки должны находиться в переднем отделении экипажа, дяденьки — сзади. Так, в общем, все и выглядит, только внутри автобуса давка, и некоторое перемешивание рядом с дверьми все-таки происходит.
После того как выйдете, нужно двигаться перпендикулярно той улице, по которой приехали, в направлении улицы Темпл, где и искать ресторан.
Путь будет пролегать через обычный, непарадный район — это будет интересно.
Что касается еды. Заказывать целую курицу никакой возможности не было, поэтому я попросил ножку. На что мне подробно объяснили, что тогда это будет “саджи” — очередная маринованная и запеченная курица, но обязательно с рисом. Пришлось согласиться.
Марина заказала “малай боти”, простыми словами — шашлык из курицы без костей, которую предварительно мариновали в сливочном соусе.
Что мы получили? Шашлык из курицы без костей был действительно очень вкусным. Мне же принесли миску величиной с двухлитровую кастрюлю, которая была доверху заполнена пряным рисом, в глубине которого действительно пряталась запеченная куриная нога.
Да, нога, как и рис, оказались вкусными. За оба блюда, включая две свежие лепешки и две бутылки колы по 250 мл, мы заплатили шесть долларов.
Кстати, такую же сумму мы заплатили на Говал Манди за десять шампуров с молотым кебабом из говядины, и это было граммов шестьсот-семьсот жареного мяса. Сложно разориться. Легко объесться.
Очевидно дороже будет еда в ресторане при гостинице (меню в “Фаллетисе”), где в плюс к указанной сумме возьмут еще 16% налога и порции будут утешительно умеренными. Но зато крахмальные скатерти и крахмальные рубашки на официантах.
* * *
Время неуклонно уходило. Наконец, настал четверг, и на этот день у меня были большие планы, ведь именно в четверг в Лахоре проходят мероприятия, в которых интересно поучаствовать. Первое — ночь суфиев на могиле суфийского святого, мы там провели несколько часов десять лет назад. Второе — песни каввали, самый известный исполнитель из которых — это Нусрат Фатех Али Хан, который уже умер, но кое-кто в живых еще остался, и я намеревался на этих исполнителей посмотреть.
Кроме того в планах было посещение домашнего музея Факир Хана и ресторана в одном из хавели.
Каввали якобы можно послушать в трех местах в городе. Первое — гробница Анаркали, хотя точных сведений не было. Второе — кафе “Пирус” на окраине Лахора на улице Грин Эйкрс Мэйн-роуд, где находится самое большое собрание кукол из разных стран в Пакистане. Третье, самое очевидное, — Дата Дарбар.
Последнее — огромный храмовый комплекс сразу за городской стеной старого города Лахора у ворот Бхати, и построен он на месте мечети и могилы суфийского мистика Али аль-Худжвири, который жил в XI веке.
Вот в Дата Дарбаре все было обещано твердо. Дескать, с 12:00 до 16:00 песни каввали исполняются, милости просим. Вход открыт всем желающим, даже таким презренным людям, как мужчины поменявшие свой пол на женский (в Пакистане подобные штуки разрешены официально, и то, что получается, называется хиджра, или хаваджа-сира, или арувани).
В общем, я не думал, что возникнут какие-то сложности, но ошибся.
Первым делом оказалось, что вход без исключений для мальчиков и девочек раздельный. Мы договорились с Мариной, что она будет ждать меня в ближайшем к входу месте, когда войдет, а я повлекся к входу для мужчин.
Там заинтересовались моим рюкзаком, вывернули его наизнанку и, тем не менее, внутрь с рюкзаком входить не разрешили.
Было страшно жарко, спорить с вооруженными дядьками не хотелось, хотя я, было, попробовал, но потом просто вынул документы, деньги и в компании охранника поплелся внутрь.
Девушка в бывшей резиденциии министра финансов Акбара Великого
Внутри оказалось, что первоначальный план воссоединиться с Мариной технически невозможен, потому что к саркофагу разнополые люди идут как и входили, каждый своим путем. Жара, толпы людей, никакими песнями не пахнет, а пахнет… словом, пахнет.
Я просигнализировал охраннику, что раздумал припадать к мощам суфийского мистика, и мы пошли назад. Когда вышли, я попытался втолковать вооруженным людям, что мне нужно найти жену. Они покивали, но с места не сдвинулись.
Тогда я решил проникнуть на женскую половину, но меня ожидаемо не пустили. В этот момент появился спаситель в виде одного из военных, усатого и толстого.
Что в это время происходило с Мариной? После того, как она вошла, ее спросили одна ли она, и, удостоверившись, что одна, повели к гробнице, так что Марина полюбовалась на саркофаг мистика, где ее и настиг толстый военный, который был лаконичен.
— Муж ждет, — сказал он, и вскоре мы встретились.
Осталось разобраться с песнями.
— Ах, это… — сказал военный. — Ну, это не сейчас. Это потом.
— Понятно, — сказали мы и пошли в прочь. Искать музей Факир Хана.
Нужно ли говорить, что когда мы его нашли, музей ожидаемо оказался закрыт. Впрочем, нам разрешили осмотреть один зал и предупредили, что на осмотр нужно заранее записываться по интернету. Ну, что скажешь — частный музей, частные порядки.
Коридор “Фаллетиса”, где фотографировали манекенщиц
Последняя затея на этот день, посещение ресторана в хавели в районе Хиира Манди, оставалась последней надеждой, и она наконец оправдалась.
Еще бы! Когда мы были в этом месте десять лет назад, все было еще довольно скромно, количество посетителей совсем небольшое, а на крышу — там, собственно, и находился ресторан, козырное место с видом на мечеть Бадшахи, — предполагалось подниматься пешком на пятый этаж. Лестница была крута, пустынна, на этажах можно было видеть нечто художественное — с течением времени купеческие в прошлом особняки стали любимы художниками и прочими творческими людьми.
Не то сейчас. У входа нас встретил зазывала в кафтане в стиле дулхи, сразу за порогом роилась публика, прибывавшая постоянным потоком. В вестибюле, который был кардинальное перестроен и превращен в большое пространство с закоулками, резьбой, картинками на стенах, разными художественными артефактами повсюду, было два — ! — лифта, новехонькие.
Окончательно неотразимой делало картину присутствие спецлюдей, которые управляли лифтами, и это были натуральные карлики в количестве трех штук.
И в вестибюле теперь появилось отдельное помещение с наименованием “музей”: действительно музей, не Национальный, естественно, но тоже полный всяких старых штук. Вход в него — свободный.
Ресторан на крыше остался, и там было много людей, но не меньше, а, может, больше было этажом ниже в зале с панорамными окнами. И, что немаловажно, с кондиционерами.
Возвращаясь к видам устройства общественных мест, ресторан в хавели, без сомнения, самого “европейского” типа.
Толпы обеспокоенных официантов, меню, суета заказов, можно заплатить пластиковой картой. Прима!
Мы заказали малай-боти и полкилограмма бараньего карая, пару лепешек и две бутылки пепси. На которых все и сломалось — это я о своеобразии даже самых вроде бы образцовых, сделанных на западный манер мест.
Словом, нам просигнализировали, что пепси есть только в банках по 250 мл. Но я сам, своими глазами видел, как другие официанты носят мимо подносы с характерными бутылками с надписью “Пепси” с вставленными в них соломинками, и мне ужасно захотелось ощутить вкус и даже больше холод стеклянной бутылки шикарного напитка пепси-колы.
— Нету, — говорят, — кончилась. Пришлось согласиться на банки. И продолжать наблюдать, как пепси-бутылки продолжают носить мимо нас.
Еда оказалась абсолютно нормальной, то есть не хуже чем на Говал Манди, в “Хиира чарге” или на Олд-Анаркали, разве что самую малость и надо было придираться. Однако вот цены…
Малай-боти — 5,30 доллара, что примерно в два раза больше, чем в “Хиира чарге”, карай — около девяти долларов против семи на Говал Манди или Олд-Анаркали. Но это был еще не конец. Во-первых, в счет включили бутылку воды, которая в обычных ресторанах стоит сорок центов, здесь — больше чем восемьдесят, а воду мы не заказывали, и не трогали. А во-вторых, к счету были добавлены 10% за обслуживание, а уже поверх всего еще 16%.
Конечно же, ни в одном из “туземных” ресторанов никаких денег за обслуживание и никаких налогов вы не увидите. Сколько написано в меню — столько и заплатите. Чаевых от вас тоже никто не ждет.
Вы можете сказать, что все это мелочи и придирки, и в переводе, например на доллары, все это чепуха, но в два раза больше есть в два раза больше в любой валюте мира.
Как бы то ни было, я рекомендую посетить этот ресторан хотя бы ради одного вида. Или где вас еще будут на лифте катать карлики? Вот меню ресторана.
Мы возвращались домой на рикше, сидя лицом к потоку, солнце садилось, и нас привезли вначале в не ту гостиницу. Дело в том, что под именем “Фаллетис” в Пакистане уже построено и строится много гостиниц по всей стране.
В этот день мне исполнилось шестьдесят лет. В номере мы нашли комплимент от гостиницы — небольшой симпатичный тортик.
Сладкого не хотелось. Я выпил бутылку виски и лег спать. Снилась мне пушка Кима, на которой сидел я в набедренной повязке, маленький и чумазый, лет десяти от роду. А муниципальные власти пытались меня с пушки согнать.
* * *
Мы посетили лахорский, самый старый в Азии, а скорее всего, и в мире, зоопарк, где нас должен был дожидаться знакомый лев по имени Шенко.
Шел дождь, под ногами было скользко, еще и потому, что на бетонных дорожках зоопарка была массовая миграция дождевых червей.
Мы добрались до клеток со львами и попросили охранника показать нам льва, предварив просьбу историей знакомства с ним.
— Ах, Шенко, — вздохнул охранник, — так ведь он умер.
Вот тут я во второй раз вспомнил шпаликовские строки про то, что не нужно возвращаться туда, где ты был счастлив. А на руках у тебя грохотал и настойчиво пытался лизнуть тебя в лицо новорожденный лев, тогда еще безымянный.
Цена на посещение зоопарка не изменилась — 30 центов с персоны.
Отъезд
Неожиданностью стала пробка на пути в аэропорт. И двадцать примерно километров пути вместо запланированных получаса мы преодолевали около сорока минут.
Внутри аэропорт, начиная от входа, бесконечные проверки багажа и пассажиров с помощью рамок и сканирующих устройств. Занятно, что именно в Лахоре у нас отняли коротенькие, с закругленными концами ножницы, которые нашли, но пропустили в Стамбуле.
По не счастью или к счастью
Начнем с того, что снизим пафос.
Расстроенные сообщением о смерти нашего льва, мы бесцельно побрели вперед, пока не уперлись в огромный вольер с обезьянами-капуцинами. Обезьяны выглядели как-то чертовски человекообразно. И дело было даже не в глазах, а в устройстве руки. Руки были в точности как у человека, только маленькие и черные.
Именно здесь нас настиг служитель, который сообщил, что кормление запрещено, и которому мы сообщили о горькой утрате.
— Шенко?! — удивился и немного возмутился он. — Не валяйте дурака, он жив и здоров. Шенко теперь находится в зоопарке Бахавалпура. Вот, кстати, — он показал на другого служителя, который в этот момент подошел к нам, — вот парень, который за ним ухаживал. Шенко прибегал как щенок, когда его звали.
От сердца отлегло. Хотя заранее воображение рисовало другую картину: ясный солнечный день, никакого дождя, червяков, и наш личный лев, который, например, еще и узнает нас. Не вышло.
Так же как не вышло много чего еще — список ожиданий и планов есть в начале заметок, можно сравнить и увидеть, что по сути ничего из задуманного не получилось. Кроме расстройства кишечника, но этого ли хотелось, об этом ли грезилось? И главный вопрос — следует ли по этому поводу впадать в уныние? И почему вообще так все получилось?
Вот, если коротко, что пришло мне в голову.
Представьте, что вам хочется стать царем. Или залезть на пушку Кима. Или подержать в руках новорожденного льва. Мало ли на первый взгляд очевидно неисполнимых желаний.
Но чудо, вот вы уже сидите на пушке, вот уже лев лижет вам щеку, вот уже случилось то, чего в принципе не может быть. Вы — царь, свершилось.
В этом качестве, в качестве царя, вы приезжаете, чтобы обозреть владения. Но увы — на улице грязь, жарко, и у вас понос. Вы смутно помните, что вроде и прежде было то же самое и даже хуже, но было что-то еще, и вы запираетесь в своем царском номере, чтобы вспомнить, что же это было.
Не вспоминается. Более того, чем дальше, тем меньше хочется будоражить память. Зачем?
Так проходят дни в тщетной попытке разгадать великую тайну царской постылой неги. И наконец вас посещает озарение — все дело в том, что вы царь! И вам уже ни черта не надо, потому что вы уже всего достигли. В самом деле, вы что, снова полезете на эту несчастную пушку? Или поедете в Пешавар болтаться по Территории племен, или в бывшую княжескую Хунзу? Или в Бахавалпур, где есть какой-то лев, которого вы уже когда-то видели?
Нет, и еще раз нет.
Вы будете лежать на огромной кровати с крахмальными простынями, смотреть старые фильмы — сейчас это доступно везде, — пить виски и думать о том, что вы царь. И что поехать можно будет потом. Как-нибудь после.
Вот это собственно и есть вывод, к которому я пришел, мучаясь на крахмальных простынях в гостинице, где, было дело, слуга протер мне башмаки своим галстуком.
Несчастье не в том, что вы возвращаетесь туда, где было так шикарно, а стало так неинтересно — нет. Просто счастье, как это ни банально звучит, происходит от процесса, а не от обладания. Счастье происходит от желания. А вот когда закончатся желания, тогда можно и в цари, и в гроб с музыкой.
А пока этого не произошло — едем дальше.
Ссылки
Интерактивные карты и спутниковые снимки Лахора и Пакистана.
Имена собственные
дальше: Пакистанские фотки III
больше: Другие вещи
эта страница: http://www.zharov.com/mark/pakistan3.html
авторские права: © Марк Олейник, текст, фотографии, 2025–2026
© Сергей Жаров, кодирование, 2025–2026
обратная связь: markoleynik@hotmail.ru, sergei@zharov.com