По Великому Колесному Пути и Каракорумскому шоссе
Часть вторая
Индо-пакистанская граница
Граница была пуста, как голова субботним летним утром. С индийской стороны, в Аттари, прямо перед шлагбаумом устроена уличная харчевня с пивом.
— Последнее пиво! В Пакистане этого нет, пейте сейчас!
В наличии было исключительно девятиградусное пиво, и мы отказались. Тут же предложили поменять деньги. Мы поменяли 10 долларов по 62 рупии — невыгодный курс. Надо заполнить карточки выезда на индийской стороне и пешком идти на пакистанскую сторону — это недалеко.
Про границу важно помнить, что она открыта с 10:00 до 16:00 по индийскому времени. В Пакистане — с 9:30 до 15:30 соответственно.
На пакистанской границе мы поменяли сотню долларов — свои услуги неофициально предложил некий пограничник. Потом нас сфотографировали с помощью компьютерной камеры — пакистанская граница ощутимо чище, оснащеннее, в общем, круче, чем индийская.
Нас спросили, едем ли мы дальше в Афганистан или Иран, и есть ли у нас алкоголь. В Афганистан мы в этот раз не собирались, а алкоголь у нас был — семьсот грамм виски, смешанныx с колой. Мы сказали, что нет, и пошли наружу.
Автобус до Лахора был устроен уже на мусульманский манер — с разделением на мужскую и женскую части. На самом деле, разделение это условное, главное — не посадить рядом мужчину и женщину, которые не являются родственниками или свойственниками. Муж с женой в мужском отделении, жена у окна, — нормально. Две женщины в мужском отделении, если в женском нет мест, занимают все сиденье — тоже. Можно об этом не думать, или кондуктор или шофер скажет, куда садиться. Можно и предлагать свою конфигурацию — так мы один раз отказались ехать в маршрутке, потому что нас хотели посадить отдельно. В следующей мы сели рядом.
От Ваги — аналог Аттари, но с пакистанской стороны — до Лахора 30 километров, 20 центов и больше часа езды.
Лахор
|
| Мечеть Бадшахи. Мальчик лахорский. Если живет недалеко, будет ходить в эту мечеть молиться. |
Автобус привозит в район железнодорожной станции. Оттуда мы наняли авторикшу и поехали на улицу Махмуда Газневи — это новое название улицы Эббот. Тут самое время поговорить о технической разнице между повозками, которыми пользуются рикши в Индии и Пакистане. Почему сейчас? Потому что первое же знакомство с пакистанским вариантом нас сильно удивило. Оставим в стороне тот факт, что повозки в Индии работают, используя газ, а в Пакистане — бензин. Не станем описывать разницу в посадке самого рикши — в Индии они очень часто сидят, подложив под себя левую ногу. Но кузов!
Наверное, дело в размерах двигателя, который помещается под сиденьем пассажиров. А может быть, это сделано из каких-то других, технических, эстетических или спортивных соображений. Одним словом, пакистанские повозки оказались совсем негодными. Если в индийском варианте пол и у водителя, и у пассажиров находится на одном уровне, сантиметров двадцать пять от земли, то в пакистанском у водителя все так же, но пассажирский пол поднят на высоту по меньшей мере в два раза большую. Сама кабина узкая, невысокая, а вместо незамысловатой металлической трубки, из которой сделаны боковые перильца в индийском самокате, в пакистанском придуманы дверцы на пружинах. Из-за этого кабина превращается в чемодан, куда практически невозможно сколько-нибудь ловко как взобраться, так и выбраться. Утешает одно — пакистанские таратайки раскрашены, как на свадьбу. Они выглядят младшими родственниками знаменитых пакистанских грузовиков.
На Эббот находятся несколько гостиниц. Нас интересовали “Юнайтед” и рядом находящийся “Нэшнл”. В последнем была комната за 14 долларов с кондиционером, но было понятно, что в ней будет шумно. Мы поехали на улицу Эгертон, где хотели посмотреть “Фаллетис” — лучший лахорский отель колониальных времен. Увы, отель оказался закрыт, но на той же улице мы побывали еще в нескольких гостиницах, сведений о которых нет в “Лоунли плэнет”. Нас они не устроили — грязно, — и мы вернулись назад на Эббот, где остановились в “Санаи”. 18 долларов. Дорого, но комната была действительно хороша.
|
| Дом на Хиира Манди. Есть в доме какая-то симпатичная театральность. |
К Эббот и Эгертон примыкает Дюранд — улица, названная, вероятно, в честь того самого Дюранда, который придумал границу между Британской Индией и Афганистаном провести по Сулеймановым горам.
Мечеть Бадшахи — красивое место. Рекламируется как очередная самая большая в мире мечеть, но это не так уж важно. Погуляв внутри, я в который раз подумал, что хорошо, когда культовое сооружение годится и для земной жизни. Вы можете себе представить, чтобы внутри нашего собора играли в бадминтон? А в мечети Бадшахи играли. Две маленькие девочки в выходных платьях.
Лахорский форт — Шахи-Кила — на крепость похож не сильно. Он больше похож на собранные в одном месте дворцы, которые поделили лужайками. Лахорцы — общительные люди, и в форте с нами заговорили женщины, что было уж совсем как-то неожиданно. В Шахи-Киле удивительная каменная резьба и птицы, мы видели попугаев. Вход обошелся по три доллара на каждого — ощутимо дорого. Нас попросили это подтвердить подростки, а когда мы подтвердили, их лица стали счастливыми. Для местных вход дешевле ровно в двадцать раз.
Форт занимает малую часть старого Лахора. Основная часть — это рынок, базары, которые носят разные названия. Несколько иной статус у района Хиира Манди. Хиира Манди — это “район красных фонарей”. Барышни, которые занимаются проституцией, официально называются уличными танцовщицами. Хиира Манди, как пишут, — место, облюбованное для жилья местной богемой — художниками и прочими кинорежиссерами. Их можно понять: широкоизвестный район продажной любви в мусульманской стране — место точно неформальное и со знаком свободы.
Мы ходили по базарам старого города несколько часов, пока не село солнце. Хотелось есть. Пешком мы шли к Говал Манди — еще одной достопримечательности Лахора. Говал Манди — улица, где едят.
|
| Лахорский музей. Вот я и подумал, что в этом зеркале мог отражаться Редьярд Киплинг. |
От лахорского форта Говал Манди находится примерно в получасе ходьбы. Ее длина — метров семьсот. Улица закрыта для транспорта и с двух сторон уставлена столами. Первые этажи двух-, трехэтажных зданий, создающих Говал Манди, — это открытые ресторанные кухни. На которых готовили мясо.
На отдельных сковородах приготавливают “карай” — разных видов жареное мясо с различными приправами, с овощами и без; на плоских раскаленных жаровнях, накрыв их металлическим тазом, стремительно жарят мозги, почки, яички; вертела с целыми курами или бараньей ногой вертикально вонзают в груду тлеющих углей, и тогда на угли течет мясной сок. В кипящее масло опускают большие куски рыбы.
Карай продают по весу, и можно купить только полкилограмма или килограмм. Мы съели полкило из баранины с помидорами, луком и чесноком, свежими лепешками. Плюс большая бутылка воды и чай. $3,80.
— Вы слишком рано пришли, — сказал владелец ресторана. — Все начнется в девять.
Действительно, когда мы пришли, улица была почти пуста, заняты лишь некоторые столы. Пока мы ели, стало совсем темно, и вдруг ставни и окна на вторых и третьих этажах домов вдоль всей улицы одновременно распахнулись, и каждый дом осветился своим светом — розовым, синим, зеленым. Это наступило время ежедневного праздника. Мы уходили по Говал Манди и не видели ни одного свободного места.
* * *
Пушка Кима стоит между двумя полосами движения, поэтому моя затея — забраться и посидеть на ней — не сбылась. Зато мы хорошо провели время в музее. Там много всяких интересных штук — например, туземные горны или коллекция британских медалей за афганские и индийские войны. При музее есть антикварная лавка — там я купил старую пуговицу с английского военного мундира.
Напоследок мы прошлись по Моллу (Шахра-и-Квайд-и-Азам) — колониальная архитектура, правительственные здания, по этой улице когда-то наверняка ходил Киплинг. От музея, которым руководил отец Киплинга, до Калма-чоука — места, где находится автостанция “Дэу”, и откуда уходят автобусы на Пешавар, — примерно пять километров, на рикше 60 центов.
Билеты мы забронировали в гостинице — 11 долларов, семь часов, опоздание на час. Автобус кондиционируется, предлагают лимонад и воду. Журналы и фильмы. Остановки редкие, поэтому в туалет лучше сходить заранее. Каждый раз перед посадкой в автобус меня довольно тщательно обыскивали с помощью металлодетектора. Как и других мужчин. Великий Колесный Путь пересекает по дороге реку Инд — это, без сомнения, река, которую можно назвать величественной. Наконец мы миновали поворот на Исламабад. И в сумерках приехали в город моей старой мечты. Автобус остановился в Пешаваре.
Пешавар
Пешавар — столица Северо-Западной Пограничной провинции — места, где живут пуштуны. Про пуштунов известно, что именно они создавали основное сопротивление Советской Армии в афганской войне, именно в их среде появилось движение Талибан. Если заглянуть в историю глубже, то окажется, что именно с пуштунами не справились в свое время британцы, пытаясь колонизировать север нынешнего Пакистана и установить контроль над Афганистаном.
Около двадцати пяти процентов Северо-Западной Пограничной провинции занимает Территория племен — земля, неподконтрольная пакистанским законам. Для управления этой территорией властями Британской Индии в свое время была придумана система политических агентов — чиновников, которых назначает правительство и через которых пытается управлять ситуацией в племенах. Линия Дюранда разделила пуштунов на афганских и пакистанских, хотя сами они этой границы не признают. Около 9 миллионов пуштунов в Афганистане и около 20 миллионов по другую сторону Сулеймановых гор образуют незримый Пуштунистан.
Всего политических агентств семь, самой известное из них — Хайбер, где основным племенем является африди. Политическое агентство Хайбер известно путешественникам по той простой причине, что по его территории проходит дорога на Хайберский проход и дальше на афганские Джелалабад и Кабул — когда-то последний отрезок Великого Колесного Пути. Кроме Хайбера еще есть агентства Баджаур, Куррам, Моманд, Оракзай, Северный и Южный Вазиристан, каждое со своим одним или несколькими племенами. Кроме агентств Территория племен делится на пограничные районы, которые находятся рядом с конкретным населенным пунктом. Это Банну, Дера-Исмаил-Хан, Кохат, Лакки Марват, Пешавар и Танк. На Территории племен без ограничения доступны наркотики, оружие, контрабанда из всех соседних стран.
В пределах Северо-Западной Пограничной провинции находятся пики Гималаев, Каракорума и Гиндукуша. Здесь проходит Каракорумское шоссе — самое высокогорное на данный момент.
В городе Пешавар — раннее название “Пушапура” переводится как “город цветов” — самый большой в Азии базар.
Какие планы у нас были на этот город? Хотелось побродить по базару, сшить Марине шальвари-камиз, съездить на Территорию племен или на границу с Афганистаном и нанять джип для путешествия в горы. Вот что из этого вышло.
|
| Пешаварский базар. Серебряная лавка. |
“Тailor” — это в переводе с английского “портной”. Он так и представился, “тэйлор Амир”. Нам его порекомендовал продавец тканей. Оказалось, что на огромном базаре тканей (базары в Пешаваре, как и положено, делятся в зависимости от того, что на них продают) практически везде предлагают синтетические отрезы. Хлопчатобумажные ткани надо поискать. Это было первое дело. Второе — ткани продаются в комплекте из трех — одна на шальвари, вторая на камиз, третья — платок. Короче, надо потратить время, чтобы выбрать. Третье — обязательная торговля. Ну и, наконец, четвертое — поход к портному.
Обмер происходил в отдельной комнатке, но с открытой дверью, чтобы я мог наблюдать. Все заняло минуту, тэйлор Амир произнес приличный профессиональный комплимент о фигуре Марины, и на следующее утро мы получили костюм. Материал — шесть долларов, работа тэйлора Амира — $2,30. Спросите его, если, оказавшись в Пешаваре, вы захотите сшить шальвари-камиз.
Мы сняли номер в гостинице “Роуз” рядом с Шоба-чоук на улице Хайбер-базар. Автобус из Лахора останавливается рядом с фортом Бала Хисар, оттуда на авторикше до “Роуз” 10 минут и 30 центов. Номер с кондиционером — 14 долларов. Человек за стойкой был первым, которого я спросил о ситуации на Территории племен.
— Точно не скажу, но, по-моему, не стоит туда ехать, — сказал он.
За точной информацией мы поехали на улицу Саддар в офис Пакистанской корпорации развития туризма.
— Ни в коем случае, даже не думайте, — вот ответ, который мы получили.
Третьим был мальчик-студент в филиале государственной туристической конторы при Пешаварском музее.
— Зачем вам это надо, давайте лучше сходим к нам на кампус или вот в музей.
— Мы хотим на Территорию племен.
Тогда он позвал человека в голубом шальвари-камизе, который поливал двор, когда мы проходили внутрь.
— Он с Территории племен, сейчас я его спрошу, — и они заговорили на урду. — Вот. Он говорит, что сейчас нельзя ехать. Война.
Следующим был политический агент Хайбера. Оказался молодым человеком.
— Сейчас племена воюют, — сказал он. — Вас или убьют, или похитят. Англичанам и американцам там появляться нельзя.
— Мы — русские.
— К русским никаких претензий нет, но разбираться никто не будет. Вы белые, значит, можете быть американцами.
Я продолжал настаивать.
— Может, мы могли бы поехать с охраной, раньше это было возможно, я читал.
— Как давно?
— В 2006 году.
— Все поменялось с тех пор. Сейчас даже местные туда не едут.
|
| Пешавар. За воротами оказалось полно вооруженных людей, но они без лишних вопросов отвели нас к политическому агенту. |
Из офиса агента Хайбера мы поехали в афганское консульство. Оно находится на Молле. Мужчин и барышень пускают внутрь с улицы в разные двери. Надо сдать рюкзак и мобильный телефон на хранение.
Нас отвели к консулу.
— Вы хотите поехать в Афганистан? Никаких проблем. Вам нужна виза? Поезжайте в отдел по делам племен, возьмите от них бумагу, а когда вернетесь, иншалла, за сорок минут виза будет готова.
— То есть можно ехать?
— Да, а какие проблемы?
Техническая сторона проезда по Территории племен осталась неясной.
Нашей последней попыткой стала беседа сначала с одним, а потом со вторым туристическим агентом в “Роуз”. Если вы окажетесь в этой гостинице, то встречи с ними вам не избежать. Я возлагал на этих людей большие надежды.
— Нет. Сейчас война.
— А за деньги?
— Нет.
— Давайте наймем охрану.
— Нет. Я могу отвезти вас на Рынок контрабандистов — он на Территории племен. У меня есть отзывы и фотографии.
У него действительно были отзывы и фотографии и звали его запоминающимся именем Принц.
— Сколько будет стоить съездить на рынок?
— Не только на рынок, хотя это очень интересно. Там оружие, наркотики. Потом мы поедем еще в разные места. Всего 250 долларов.
Я посмотрел на фотографии, на которых были в основном южно-азиатской наружности люди. Какая-то белая барышня. Белый мужчина за столом. Они держали в руках кто пистолет, кто автомат и улыбались. Более глупого зрелища я давно не видел.
На авторикше доехать до Рынка контрабандистов и вернуться стоит около 10 долларов. Надо иметь в виду, что рынок представляет собой отдельные магазины, а отнюдь не живописные развалы. Еще надо понимать, что контрабанда, несмотря на звучность и красоту названия, вообще-то представляет собой самые обычные бытовые предметы, например, детские игрушки или посуду. Просто эти товары ввезены в обход таможни. Оружие и наркотики продаются в одном месте, как говорится, “в дальнем углу”, — это не основной товар на рынке. Если и после этого описания вам хочется это увидеть, то — вперед. Мы не поехали.
Буквально в двух шагах от офиса Пакистанской корпорации развития туризма находится “Туристс инн” (комната на двоих с вентилятором — $4,60 без торговли). В соседнем дворе — первая из контор по прокату машин, которую мы посетили.
В этом месте наши разговоры закончились быстро — у них не было в наличии джипов. В трех других разговор строился примерно по одной схеме.
— Здравствуйте, мы хотим нанять джип. У вас есть джип?
— Да, — с оживлением. — Проходите.
Кроме человека, который выглядел как главный, в комнате во всех случаях находилось еще пять-шесть мужчин неизвестной должности.
— Мы хотим поехать по маршруту до Читрала — один день, потом до Мастуджа — еще один день, Мастудж–Гилгит — один день и Гилгит–Каримабад. Всего четыре дня. Это возможно?
— Да. — Разговор с одним из мужчин свиты на урду. — Нет. До Читрала за один день доехать нельзя.
— Почему?
— Далеко.
— А если рано выехать?
Очередное совещание.
— Тогда можно.
— Сколько это стоит? Четыре дня?
Подсчеты и совещание.
— Семьсот долларов. Приблизительно.
— Скажите, сколько стоит аренда и сколько топливо.
Очередное совещание.
— 380 долларов — топливо, 350 долларов — аренда. Приблизительно.
— Вы же сказали 700 долларов, а сейчас получается 730. А почему именно такое количество топлива?
Совещание.
В описании это выглядит неочевидным, но от совещания к совещанию промежутки каждый раз становились длиннее, интерес на глазах угасал, пока не становилось окончательно ясно, что мы просто теряем время. Еще поразило отсутствие хоть какой-то четкой информации. Создавалось ощущение, что про такой маршрут в этих конторах просто мало что знают.
И это оказалось правдой. В последнем, наиболее внятном месте нам объяснили, что машины арендуются для поездок, например, в Карачи, и в этом случае все совершенно понятно. С путешествием по горам — нет. Вот итог переговоров — за джип “Тойота” с водителем мы платим 60 долларов в день. Оставить машину мы вправе в любой момент, но водителю надо дать денег на топливо для возвращения в Пешавар. Вообще, за топливо платим мы сами. Результат: маршрут Пешавар–Читрал (один день), Читрал–Пхандер (один день), Пхандер–Каримабад (один день), Каримабад–Дих–Каримабад (один день), один день без поездки, Каримабад–Равалпинди (один день) — всего шесть дней, вместе с топливом обошелся в 540 долларов.
Сразу несколько слов о водителе. Еще в конторе, когда мы обсуждали нюансы поездки, нам сказали буквально, что “наши водители — мусульмане, в пять утра прочитают молитву и готовы ехать без остановки хоть до темноты”. Я подумал — бахвальство. На перегоне Каримабад–Равалпинди Мохаммад-Юсуф — так звали водителя — провел за рулем больше 16 часов, и за все это время я не видел, чтобы он ел или даже ходил в туалет. Мохаммад-Юсуф несколько раз пил воду из бутылки под сиденьем. И аккуратно вел машину. Такая мистика.
Конторы, где можно взять в аренду машину, есть на улице Саддар в следующем от центра за перекрестком квартале, если брать за ориентир бюро Пакистанской корпорации развития туризма или булочную Джана. Можете воспользоваться той, в которой арендовали машину мы. Называется она “Хан рент-э-кар”. В этом же районе на улице Арбаб, которая ведет от Саддар к Моллу, находится главное представительство “Пакистанских Международных авиалиний” — подтверждение билетов обязательно. На Саддар много меняльных контор.
Альтернативой джипу на этом маршруте выступает общественный транспорт. В частности, дорога из Пешавара в Читрал занимает на микроавтобусе 12 часов, и стоит это $4,20.
* * *
Если в Пешаваре вы попадете на Хайберский базар через Кабульские ворота, то окажетесь в той части, которая называется Кисса Хавани, что в переводе означает “улица сказочников”. Здесь, как говорят, по вечерам в чайных у огромных самоваров рассказывают сказки профессиональные их рассказчики. Самовары эти действительно огромные, чай зеленый, и даже если вы не соберетесь слушать сказки на урду или пушту, погулять здесь стоит.
|
| Девушка в Пешаваре |
От входа в гостиницу “Роуз” налево — афганский ресторан и лепешечная. Там вкусно готовят. Большая порция плова с бараниной — $1,40. Вам могут отнести порцию в номер или упаковать в мешок — отнесете сами. Мы ели плов и на Хайберском базаре, и я попросил с курицей. Понятно, что с бараниной вкуснее, но дело в том, что в Пакистане курицу готовят иначе, чем в других местах. С курицы целиком снимается кожа с перьями, мясо надрезается в нескольких местах, после чего курица жарится во фритюре. Мне к плову без мяса подали таким образом приготовленную куриную ножку. Интересно было обнаружить у курицы новый вкус. Свежие лепешки (6 центов за штуку) с манго (60 центов за килограмм), с дыней или арбузом (и то и другое — по 15 центов за килограмм) — это хорошо. Полуторалитровая бутылка воды — 40 центов.
На пешаварских базарах мы встретили “насвай” — это тертый с известью и еще кое-какими добавками табак. Если захотите попробовать, то порцию надо класть под язык и ни в коем случае не глотать. Через некоторое время насвай надо выплюнуть и, по возможности, прополоскать рот чистой водой. Если будете пробовать в первый раз — впечатлений будет много.
На афганском антикварном рынке я во второй, после кабульской Куриной улицы, раз торговал английский штык. Я предложил 15 долларов.
— Нам самим он за пятьдесят достается, — лениво сказал лавочник.
На следующий день я предложил 30 долларов с тем же результатом. Тогда я загадал, что если предложу 40 долларов, и мне энфильдский штык все равно не достанется, то это будет означать только одно — я еще раз приеду в Пешавар. Или в Афганистан.
Я еще раз приеду в Афганистан. Или в Пешавар. Это будет третья попытка.
Пешавар–Читрал
— Мохаммад-Юсуф, — сказал он.
— Говорите по-английски?
— Нет.
И мы поехали.
Дорога заняла тринадцать часов, но это интересная дорога. Недалеко от Пешавара есть город Чарсадда (“чар” — четыре на персидском языке, “сад” — сто). Про него известно, что прежде на этом месте была столица Гандхарского буддистского государства — Пушкалавати, “город лотоса”. Царь Канишка сделал Гандхару центром буддизма и провел четвертый буддистский собор, который, кстати, выработал канон северного буддизма, того, что распространился в Тибете, Монголии и Китае. Город Лотоса удачно штурмовал Александр Македонский. А еще, в городе и вблизи него — самое большое и старое в Азии кладбище. Ему несколько тысяч лет.
Малакандский перевал — место, где когда-то служил лейтенант Уинстон Черчилль. Фортов в горах несколько, они кажутся крошечными и расположены высоко. Служба здесь вряд ли была комфортной. Снег, ветер. Или жара. Когда пуштуны под предводительством “безумного муллы из Малаканда” в конце 19-го века устроили англичанам резню, молодой лейтенант вполне мог стать красивым трупом, и тогда, кто знает, не повернулась бы вся мировая история по-другому.
Примерно через пять часов мы остановились на обед в городе Дир. Если следовать стандартной трассе, по которой идет общественный транспорт, то Дир — это самое близкое место к Афганистану, по прямой 20 километров. Поели мы в гостинице “Абшар”. Ничего особенного — карай из курицы, лимонад и лепешки, $4,60. Интересно, что мне в жизни практически не попадались невкусные лепешки; если горячие — все вкусные. В “Абшаре” номера имеют балконы, которые нависают над рекой. В реке далеко внизу купаются дети. Им завидуешь.
Мы стали подниматься на Лазарай — первый серьезный перевал на нашем пути, 3118 метров. Такие перевалы я видел в Таджикистане — с бесконечной сменой поворотов. На перевале Лазарай растут высокие сосны, от некоторых остались лишь стволы, лишенные веток. Времени на перевал уходит много — несколько часов. Когда мы уже спустились, рядом с каким-то военным поселением попался большой щит, выкрашенный защитной краской, с белыми буквами на нем: “Мы мечтаем умереть больше, чем вы хотите жить”. В реке Читрал тяжелая на вид вода.
Читрал
Было еще светло, когда мы приехали в Читрал. В принадлежащем Пакистанской корпорации развития туризма мотеле “Читрал” нами не заинтересовались. В том смысле, что вяло показали одну комнату без кондиционера, назвали цену в 18 долларов и отказались торговаться, хотя в мотеле не было видно ни одной души. Этот двухэтажный мотель — внешне приятное место. Но мы не остановились там. А поехали через весь город — это примерно один километр — до моста Аталик, в гостиницу под названием “Чинар”.
|
|
Вечерний азан в Читрале 40 секунд, 158 КБ |
К дому, в плане напоминающем букву “п” с длинной средней перекладиной, примыкает небольшая зеленая гладкая лужайка, окруженная цветущими розовым кустами. На лужайке несколько металлических столов со стульями, крашенные белым. На террасу вдоль лужайки выходят двери номеров. На окнах противомоскитная сетка. Туалет и душ есть, но не работают — нет электричества. Есть вода в большом ведре и ковшик. Три доллара.
Приятно было пройтись по ровному асфальту — практически сразу за Диром асфальт заканчивается, и машину непрерывно бросает на камнях — дорога через Лазарай состоит из разной величины булыжников. По улице Шахи-базар — она центральная в Читрале, и на ней находится “Чинар” — мы дошли до улицы Форт, а по ней и до дворца. Ворота дворца были закрыты, стремительно темнело, и мы вернулись к отелю.
Хотелось пить, и я стал спрашивать на английском и на таджикском, где мы можем купить воду. Один человек, другой, — меня никто не понимал. Я подошел к стоящей в темноте фигуре и спросил:
— Вы понимаете фарси?
— Да, — сказал он. — Конечно! А что вы хотите?
— Холодной воды.
— Сейчас.
Он крикнул, из темноты появился другой человек, получил деньги и исчез. Короче, я встретил земляка из Таджикистана. Он, надо так понимать, через Ваханский коридор лет двадцать назад перебрался в Пакистан, сделал карьеру. Два собственных ресторана в Читрале. Один — слева от входа на территорию “Чинар”. Недавно ездил в Афганистан, купил там джип. Он звал в гости, я отказался. Мы немного поговорили о Таджикистане. Оба были растроганы. Тут принесли воду. Я протянул деньги.
— Бепули, бепули! [бесплатно]
— Рахмати калон! [большое спасибо]
— Хода хафез! [до свидания]
— Хода хафез!
Где-то попалось, что “хода хафез” в прямом переводе — это “храни господь”.
|
| Окошки в читральском дворце |
Поужинали мы на лужайке — лепешка и манго. На свет керосиновой лампы слетались ночные мотыльки.
В Читрале красивая мечеть и интересный форт. В облике мечети есть какая-то сказочная арабская воздушность, а по дворцу просто интересно ходить. Вообще-то, в “Лоунли плэнет” сказано, что внутрь без специального разрешения потомков местной королевской семьи проникать нельзя, но мы зашли. Спрашивать было не у кого. Внутри — невиданная раньше архитектура, благородный коричневый с золотом цвет разрушающихся стен, несколько пушек, галерея с чучелами голов животных и еще одна галерея — над рекой над высоким обрывом.
Была еще затея походить по местным антикварным лавкам — все оказалось закрыто. Как объяснили, владельцы лавок бастуют, протестуя против частого отключения электричества. По улице группами ходили слегка возбужденные мужчины в шальвари-камиз и паколях — пуштунских шапках. Мы выпили чаю и уехали.
В Читрале мы не видели на улицах ни одной женщины.
Если говорить о женщинах, то в Лахоре мы не видели женщин с закрытым лицом. В Пешаваре, напротив, если и видели, то исключительно в чадори-бурках. В горной части Пакистана женщин на улицах нет. Это единообразие было нарушено всего несколько раз. И один раз самым радикальным образом. После того как мы выехали из Читрала, машина миновала поле, на котором трудилась одинокая женщина — она шла за влекомым буйволом деревянным плугом.
Читрал–Пхандер
Первоначальная идея состояла в том, чтобы доехать из Читрала до Гилгита за один день. Как гласит “Лоунли плэнет”, для этого необходимо чуть больше 14 часов. Мы рассчитывали доехать быстрее. И вначале все шло по плану. К двум часам дня, выехав в 11, мы подъехали к мосту через реку Яркхун, где логически должен был быть поворот на Мастудж. Если верить карте. Но полицейский, у которого Мохаммад-Юсуф спросил дорогу, сказал, что ехать надо дальше по все той же стороне реки. Еще он попросил подвезти женщину, которая жила в кишлаке по дороге. Мы несколько раз брали попутчиков в этой поездке. Потому что не жалко, да и вообще в горах так принято.
Женщина вышла примерно через час пути, мы ехали еще час, а никакого моста видно не было. Дорога стала уже, практически все время мы взбирались все выше, и в некоторых случая угол подъема дороги был градусов в сорок. Резкий подъем, на вершине которого не менее резкий поворот, камни под колесами — мы стали застревать. На одном из подъемов джип стал буксовать, и мы встали.
Пекло солнце. Минут через десять усилий Мохаммад-Юсуф, наконец, вывел машину наверх. Дальше был очередной подъем, на котором произошло все то же самое. Мотор ревел, колеса пробуксовывали, все шло как по маслу, пока машина не легла на камни и при попытке добавить газа не стала разворачиваться задним мостом в сторону пропасти.
В кишлаке, за которым автомобильная дорога просто закончилась, стало понятно, что моста не будет, и что все это время мы вместо востока, юго-востока ехали на северо-восток в сторону Ваханского коридора. Мы были где-то в районе самого узкого места Вахана. Отсюда до Таджикистана было километров сорок.
Вокруг были горы. Некоторые с заснеженными вершинами, такие же, как окружали меня в детстве и юности. Странно и голо выглядел для меня горизонт, не защищенный горами.
Выяснилось, что Мохаммад-Юсуф прозевал поворот на мост, который мы нашли часа через полтора после того, как повернули назад. Мы переехали реку, высадили троих попутчиков, которые показывали нам дорогу, и практически тут же взяли молодого парня.
— Русские? — спросил он. — У нас есть телеканал, где показывают русские фильмы. У вас очень много моря, и там есть “дак”.
— ?
— В море их полно.
— “Дак”, которых много в море?
— Ну да, в России они на каждом шагу. В море.
— ?
Парень попросил бумагу, ручку и нарисовал птицу, похожую на чайку.
— Дак! — гордо сказал он.
— А! — сказала Марина, — Он имеет ввиду утку. Это утка? Такая домашняя птица? — спросила она, показывая на рисунок.
— Ну конечно, — сказал парень. — Это же есть в любом фильме про русских. Русские все время пьют водку и едят утку.
Перевал Шандур начался с блок-поста. Всего, пока мы пересекли перевал, блок-постов было пять. Спросили паспорта. На такой случай лучше заранее иметь при себе ксерокопии первой страницы и страницы с визой.
Кстати, первый раз копии пригодились, когда мы вышли из афганского консульства в Пешаваре. К нам подошли двое, представившиеся как сотрудники службы безопасности, и попросили предъявить паспорта. Может быть, это и вправду были контрразведчики, а может быть и нет. Марина первая сообразила дать им копии вместо паспортов. Они переписали к себе в книжку номера паспортов, на чем мы и расстались.
На каждом из горных блок-постов военные приносили книгу, куда надо было записать свои данные. По записям в книге можно было посмотреть, кто из иностранцев недавно проезжал этой дорогой. За июнь — около 30 человек. Несколько групп китайцев, южнокорейцев, испанцы, чехи. Два канадца.
Высота Шандурского прохода — 3734 метров по одним источникам, 3722 на карте Генштаба ВС СССР. Интересно, что после крутого, хотя и не очень долгого подъема, машина выезжает на плато, то есть спуска, получается, как бы и нет. По плато течет река Гхизар и есть несколько озер. На этом плато проводятся соревнования по поло. Если кто не знает, то это игра на манер хоккея на траве, только игроки при этом мчатся верхом на лошадях.
В Пхандер мы приехали около 22 часов, в полной темноте. Приятной неожиданностью была гладкая асфальтированная дорога при съезде с плато.
Переночевать можно в двух местах, одно напротив другого. В первом — гостинице Управления хозяйством Северных территорий, NAPWD, — нам договориться не удалось. Говорили, что мест нет, а когда мы проявили настойчивость, показали нам бумажку с указанием брони и спросили, не мы ли это.
Это были не мы. Мы поселились в “Овер-зе-Лэйк” — заведении, в котором три двухместных номера с общим туалетом и душем с холодной водой. Стоит номер $4,60, управляющий — молодой парень — приготовил нам полкурицы и пару лепешек с чаем за $2,30.
Когда мы подъезжали к Пхандеру, то в свете фар нам встретились по очереди две коровы, два осла и две лисицы. Это выглядело как некий знак, но ничего особенного с нами не произошло. За исключением разве того факта, что нашими соседями в отеле над озером были два швейцарца, которые вот уже несколько месяцев болтались по Пакистану.
Пхандер–Каримабад
Дорога была хорошей, и к середине дня, примерно за шесть часов, мы доехали до Гилгита. Часть населения города — это исмаилиты.
|
| Вид. Каракорумское шоссе. |
Исмаилиты — секта среди мусульман-шиитов. “Имам” в переводе с арабского — “находящийся впереди”, духовный лидер. Шииты считают, что лидером может быть только прямой потомок пророка Мухаммеда. Технический повод к образованию секты исмаилитов — признание седьмым имамом младшего сына в обход старшего, Исмаила. Отец того и другого — имам номер шесть — якобы убил Исмаила, что вызвало большие волнения. Идейная основа учения исмаилитов — понятие о “скрытом” имаме, которым стал на время законспирировавшийся Исмаил. “Скрытый” имам наблюдает за происходящим через посредников-сафиров, но в какой-то час может объявиться в качестве “махди”, мессии, окончательно разъяснит Коран и наведет на земле давно ожидаемый порядок.
Исмаилитов, по разным сведениям, — от одного до нескольких десятков миллионов. Их общины есть в Афганистане, на таджикском Памире, в Иране, Индии, Египте. Вероятно, они есть и в Ираке, где большинство мусульман — шииты. В Пакистане исмаилиты живут на севере страны, и Гилгит, если говорить о Каракорумском шоссе, по которому мы собирались ехать, является водоразделом. В сторону Китая от него в основном живут исмаилиты, а вниз по шоссе, в сторону Чиласа и Равалпинди, — пуштуны-сунниты.
Про исмаилитов интересно знать по крайней мере две вещи: во-первых, что это самое толерантное в мусульманстве направление; исмаилиты, в частности, не держат месячный пост, предписанный всем мусульманам, и не чураются алкоголя. А во-вторых, что именно из секты исмаилитов вышли хашашины или ассасины — средневековое общество тайных убийц, первая из многочисленных крепостей которых, Аламут, находилась на южном берегу Каспийского моря.
От Гилгита до Каракорумского шоссе всего 10 километров. Мы остановились там пообедать. “Хаджи Рамзан” — хороший ресторан. Находится рядом с Эн-эл-ай-чоук. Одна порция карая из баранины, карри из мозгов и чапли-кебаб. Все вместе, с чаем и лепешками, — $3,80, слишком много денег и еды. Мы не съели и половины. Вполне можно было ограничиться, например, двумя чапли-кебабами — это большая, величиной в ладонь котлета из крупно нарубленной баранины с зеленью, которую жарят во фритюре. Стоит 60 центов.
Мы переехали через мост на шоссе. Справа на осыпи на высоте по меньшей мере ста метров белела огромная надпись “WEL COME OUR HAZIR IMAM”. Карим Ага-хан №4 — нынешний глава исмаилитов. Несколько лет назад ему исполнилось семьдесят. “Hazir” — персидское слово, “настоящий, современный, нынешний”. Карим Ага-хан, как считается, — прямой потомок пророка Мухаммеда, обладатель личного полуторамиллиардного состояния и основатель фонда, который поддерживает образование и здравоохранение. Живет не то во Франции, не то в Швейцарии. Таблички вдоль Каракорумского шоссе, на которых написано, что школа или медпункт построены на средства фонда, можно встретить в горах повсеместно.
Каракорумское шоссе оказалось двухрядной дорогой с редкими автомобилями на ней. Вокруг были горы, высокие горы. А потом мы увидели вершину Ракапоши. На вершине выше уровня облаков сверкал снег.
Вдоль Каракорумского шоссе растут урюковые (абрикосовые) деревья. Урюк мелкий, вполне зрелый, сладкий. Дети мисками продают урюк вдоль шоссе. Можно купить за произвольную цену — например, за 15 центов. А можно остановиться и нарвать самим. Большие зеленые деревья и множество оранжевого урюка среди листьев.
Каримабад, дорога до Диха и назад
|
|
|
Ночной концерт в Балтите 96 секунд, 376 КБ |
Балтит (Каримабад) — столица бывшего княжества Хунза — место стопроцентно туристическое. То, что это так, легко определить потому, что практически все, кого видишь, так или иначе связаны с туризмом. Лавочники, парни из ресторанов, парни из гостиниц, проводники, водители и снова лавочники. Главная улица Балтита, Базар, застроена гостиницами, ресторанами и бесконечными лавками.
Всего мы побывали в шести гостиницах. Цена — от $4,60 за номер без удобств в “Рейнбоу” до “Дарбар Хунза” с шикарным номером со всеми мыслимыми приспособлениями за 23 доллара.
Каримабад расположен на склоне, и поэтому, и потому, что так, вероятно, задумывалось при строительстве, во всех гостиницах у вас будет вид. Хоть на речку, хоть на сам Каримабад, хоть на горы. Есть гостиницы с красивым видом на одну гору. На пик Ультар или на Ракапоши. Но без вида вы не останетесь. Выше остальных, последним в ряду, находится “Карим”. Там мы и остановились. Есть веранда, где хорошо завтракать, глядя вниз, на улицу, есть площадка, куда выходят двери номеров; там можно сидеть вечером и смотреть на горы, например, на Ракапоши, которая прекрасно видна оттуда. Могут приготовить несложный завтрак — джем (манговый — вкусно), хлеб из грубого помола муки, вареные яйца, чай — на двоих полтора доллара. Номер с удобствами, с горячей водой, с вентилятором — $7,70. Чисто.
|
| Долина Хунзы. С открытой площадки балтитского форта. |
Ресторан “Хидден парадайз” находится на центральной улице с правой стороны, если идти вниз. В меню хунзакутская кухня. В горах не ждешь разносолов. И не получаешь. Додо — суп, в котором роль лапши выполняет нарезанная тонкая лепешка-чапати, сдобренная жареным луком и курутом. Курут — это высушенное кислое молоко, если не вникать в технологию. В Таджикистане проходило как лакомство. На вкус — сильно кислое и не менее соленое. Додо ела Марина. Я освоил шпинат-карри — отваренный в воде шпинат. Еще мы выпили свежедавленного абрикосового сока. И в качестве бесплатного угощения получили миску урюка, который старик — хозяин ресторана и повар — нарвал нам с дерева за нашей спиной. $3,80.
Есть лепешечная с лепешками за 15 центов, кебаб — 25 центов шампур, куриный бульон или сделанный на его основе китайский остро-кислый суп — $1,20.
В “Лоунли плэнет” сказано, что в Балтите можно найти алкоголь. Это правда. Но на каждом шагу, как ожидалось, его нет. В заведении под названием “Абрикосовый бар” — пустота, ни столов, ни стульев, ни людей. Мы спросили людей на улице, и нас познакомили с Айнуллой.
Айнулла, владелец конторы по прокату джипов, устроил нам целый допрос. Кто, откуда приехали, когда, как нам нравится Пакистан, так что, в конце концов, я спросил, не из разведки ли он. Он в ответ предложил арендовать у него джип. Я сказал, что нас интересует арак (по-другому — “Hunza water”, так называется местный самогон из тутовника) и что джип у нас есть. Тогда он предпринял новый маневр, заявив, что арак находится неблизко, и неплохо бы арендовать у него джип, чтобы съездить за ним.
— Нет, — сказали мы и поднялись. — Это слишком дорого для нас.
— Подождите. Я схожу. Я пойду пешком, — повторил он с горечью. — Буду через час.
Арак продается в пластиковых бутылках и стоит 9–12 долларов за полуторалитровую. Градусы вначале никак не ощущаются, чувствуешь только сивуху, что раздражает. Но Балтит находится на высоте в два с половиной километра, и алкоголь действует здесь по-иному, чем на равнине. Короче, мы прекрасно провели вечер, глядя на Ракапоши, где на высоте семи километров сверкали молнии и бушевала буря, а у нас под ногами лежал ночной Каримабад, по которому на машине разъезжала компания молодежи, и звонкий девичий голос с восторгом выкрикивал: “Пакистан мубарак! Пакистан мубарак!” (“Пакистан — это ништяк!” в очень приблизительном переводе). Голова наутро не болела.
Арак без всяких выкрутасов можно купить в гостинице “Хунза вью”, которая находится в самом начале улицы Олд Ганеш и принадлежит нынешнему миру (“мир” — близкое “эмир”, князь — правитель Хунзы). Надо подняться в бар на втором этаже. Там есть.
Из Каримабада можно отправится на трек. Рядом с гостиницей “Карим” есть магазин, в котором продают или дают напрокат горное снаряжение, одежду, каски. Там же можно справиться о маршрутах, найти нужные карты и нанять проводника. Не надо забывать про высоту и необходимость акклиматизации. Могу сказать, что быстро ходить без одышки я стал только на третий день.
В Каримабаде есть форт Балтит, бывшая резиденция мира. Там он жил до 1946 года, как нам сказал гид, без которого внутрь не проникнуть. Билет стоит $4,60, часть из них — оплата гида.
Форт построили тибетские архитекторы; построили, естественно, в тибетском стиле. Из дворца отличный вид на всю долину Хунзы. Внутри форта ничего особенного нет, но мне побывать там было интересно. Именно в этом дворце было написано прошения князя Хунзы к российскому императору с просьбой включить княжество в состав Российской империи. Этот момент Большой игры мог полностью изменить обстановку на игровой доске. Россия получила часть британских владений. Однако англичане оказались проворнее, Хунза была атакована британским отрядом из гуркхов, а мир сбежал в Китай.
Дом нынешнего мира хорошо виден из дворца, он стоит отдельно от остальных. Рядом с кладбищем.
* * *
Из Каримабада мы через Гулмит, Пасу и Сост доехали до Диха. Дальше — Хунджерабский национальный парк (въезд — четыре доллара с человека) и собственно перевал — граница. В ущелье, по которому проложена дорога, дует постоянный сильный ветер, горы очень красивы. Мы пересекали Каракорумский хребет.
Дорога пустынна, редко проезжают фуры из Китая или Пакистана. Снаружи, прижавшись к заднему борту одного такого щедро расписанного красного грузовика, ехал человек. Из вещей у него был основательный длинный зонт в правой руке.
Каримабад–Равалпинди
Мы выехали в шесть утра и были в Равалпинди около десяти часов вечера. В этот день поднялись цены на дизельное топливо, и вместо 77 центов за литр оно стало стоить 85 центов.
Один из главных аттракционов этой дороги — река Инд. Шоссе идет вдоль Инда долгое время — это мощная река. Вода в Инде серая, мутная, тем удивительнее выглядят места впадения в него горных речек с прозрачной бирюзовой водой.
|
| Инд. Так жаль, что не удалось искупаться. |
Примерно посередине между Гилгитом и Чиласом есть место под названием Тхеличи, откуда можно увидеть разом наибольшее количество самых высоких пиков: Ракапоши, Дофану, Харамош и Нангапарбат — знаменитую “гору-убийцу”. Немного не доезжая до Тхеличи есть поворот на Скарду, рядом с которым находится К–2 — вторая в мире по высоте вершина. На этом же перегоне Гилгит–Чилас мы обнаружили памятный знак и площадку, сделанную на месте, где, как считается, сходятся три горные системы — Гиндукуш, Каракорум и Гималаи.
Отдельный потрясающий номер программы — это зрелище одиноких домов где-нибудь посередине крутого горного склона. До вершины метров пятьсот, столько же до реки внизу, ни дорог, ни даже тропинок не видно — но там кто-то живет. Не менее таинственным выглядят склады дерева высоко в горах. Дерево — это стволы, которым придана четырехугольная форма в сечении, лежат либо штабелями, либо просто в беспорядке на горной поляне. Его могли бы нарубить поблизости, но склоны голы. Дерево могли бы сплавить по Инду, но Инд под обрывом, далеко внизу, — такая загадка.
Бешем-Кала, где мы сделали единственную остановку, больше всего похож на Афганистан, как я его запомнил. Это пуштунское место. Мы купили там в лепешечной две лепешки по три цента за штуку и пообедали в чайхане, где было невиданное количество мух. Плов с изюмом на афганский манер — 60 центов. Еще за 60 центов купили гроздь бананов. Куда-то пропал Мохаммад-Юсуф, а когда нашелся, то оказалось, что он приобрел сандалии.
В Бешем-Кале есть оружейные лавки, и любителям оружия не обязательно рваться в Дара-Адам-Хел. Оружие продается свободно. Я приценился к большому автоматическому пистолету. Без торговли, вместе с коробкой патронов — 50 долларов. В Каримабаде нам говорили, что самое разумное — переночевать в Бешем-Кале, это середина пути до Равалпинди. Причина — когда стемнеет, дескать, есть вероятность подвергнуться нападению разбойников.
После города Мансехра, где есть стелы царя Ашоки, дорога входит в природный заповедник. Там лиственные деревья смешаны с высокими соснами, и неизвестно почему возникает легкое детское ощущение лета.
Мансехра — это, наверное, самое близкое место к той части Пакистана, которая носит название Азад Кашмир — “свободный Кашмир”. Вторая половина штата Кашмир находится в Индии.
Дорога за заповедником окончательно спустилась на равнину и пролегла, окруженная густыми зелеными кустами. Это была анаша. Десятки километров анаши на обеих обочинах.
Когда стемнело, наша машина уже была на Великом Колесном Пути — в Пакистане эта дорога выглядит отлично, и, несколько раз заплатив дорожную пошлину, мы въехали, как говорят местные, в Пинди.
Равалпинди
Когда я воображал себе этот город, он представлялся мне низким, широким, пестрым и жарким. Он таким и оказался, только яркость красок я смог оценить лишь на следующий день. В темноте мы подъехали к гостинице “Флашманс”.
Для того чтобы более менее ориентироваться в Равалпинди, надо запомнить названия двух базаров — Раджа и Саддар. Это не столько названия рынков, сколько обозначение районов города. Отсюда уходит разнообразный транспорт, здесь есть дешевые гостиницы, меняльные конторы и тому подобное. Гостиницы также есть на Лиякат-чоук и Коммити-чоук.
|
|
|
Вечерний азан в Равалпинди 27 секунд, 106 КБ |
Район Саддар-базар представляется более достойным. Там больше гостиниц, остановок транспорта, ресторанов; в конце концов, улица Молл ограничивает именно этот район, а Молл — по определению центральная улица. В юго-западной части района находится железнодорожная станция.
В гостинице “Флашманс” (находится на углу Молла и Марри) дешевых номеров не оказалось. Единственное, что у них было — это номер за 30 долларов. Мы было собрались на Раджа-базар в гостиницу “Семи братьев”, которая понравилась своим названием, но во “Флашманс” нам отсоветовали, и мы отправились в “Парадайз”, которая находится на Адамджи, примерно посередине между Марри и Кеннинг.
Во время поездки мы пользовались “Лоунли плэнет” 2004 года выпуска, и цены за четыре года во многом выросли. Так, в “Парадайз” самая высокая цена, которая указана в путеводителе, — 17 долларов за номер на двоих, нам же предложили самый дешевый вариант за 23 доллара. После торговли 18 долларов. Не очень чисто, но терпимо. Есть кондиционер, телевизор и общий с соседним номером балкон, там можно повесить сушиться выстиранное. Душ и туалет в номере. В отеле есть большая терраса, можно задумчиво оглядывать город или слушать азан из мечети, что ниже по улице.
Меняльные конторы в большинстве находятся на Молле — их там много, и курс может сильно отличаться, надо сравнивать.
На Кеннинг есть сделанная на европейский манер кондитерская. На Молле есть китайский ресторан “Ким Фа” — как говорили местные, хороший. Но дорогой. Горячее блюдо — $3,00–$4,50. Через дорогу от “Парадайз” — продуктовый магазин с печеньем, газировкой и прочими продуктами. В частности, там мы купили “ачар” — чатни из манго с овощами, это интересная на вкус штука. За двестиграммовый пакет — доллар.
Если идти в сторону улицы Кашмир от магазина, есть несколько туземных ресторанов, один из которых, “Анвар”, упоминается в “Лоунли плэнет”. Мы поели в соседнем с ним. Три доллара за кебаб из молотого мяса (четыре больших шампура) и “мурги полоу”. Прямой перевод — “плов с курицей”, все-таки не совсем плов, потому что гораздо более острый, и рис выглядит по-другому, нежели в обычном среднеазиатско-афганском варианте. Что-то среднее между бирьяни и пловом. Бирьяни — это уже индийская еда, рис скорее сварен, а не приготовлен как в плове, много самых разных пряностей — еда эта острая. В Равалпинди такой “мурги полоу” стандартно подают вместе с курицей и двумя котлетами из гороха, такими же ошеломляюще острыми, как и рис.
Вся эта полуиндийская-полумусульманская еда в Равалпинди присутствует так же, как и лепешки, дыни, манго, персики и свежевыжатый сок сахарного тростника — большая кружка за 30 центов. Интересное зрелище — это большая очередь из взрослых джентельменов, которые стоят за порцией мороженого.
В Равалпинди иностранцам доступно спиртное. В гостинице “Флашманс” есть магазин. Можно поступить двояко. Спросить у дежурного, и тогда кто-нибудь принесет искомую радость, но не забудет при этом что-нибудь добавить к цене. Правильное же поведение предусматривает вопрос: “Где находится магазин?” Получив инструкцию, надо идти в дальний угол двора, и в крошечной комнатке вам извлекут из шкафа, больше похожего на сейф, либо виски, либо джин, либо водку “Распутин” с этикеткой, украшенной изображением абрикосов. На выбор. Три доллара за бутылку в 375 мл.
В самом Пинди мы были на Раджа-базаре, потому что там якобы находятся мастерские, где расписывают и украшают грузовики. Хотелось посмотреть. Мы пешком отправились к железнодорожной станции, там перешли через мост и оказались на улице, которая вела к Фовара-чоук — на этом перекрестке сходится сразу несколько базаров.
Сначала мы прошли через базар, где продавали могильные камни; что интересно, с готовыми надписями — вероятно, все-таки это не были имена будущих мертвецов, а какие-нибудь изречения из Корана.
Следом попали на базар, где продавали овощи и фрукты. Там, в первый и последний раз за поездку я видел рыжего пакистанца, да еще с татуировками (Коран татуировки не приветствует, и поэтому их можно встретить чрезвычайно редко; до этого я видел всего одну — на руке торговца в Дамаске). Рыжий человек сказал, чтобы мы ни в коем случае не шли дальше, так как дальше находятся негодяи и бандиты. Как бы в подтверждение ближайший человек с “тонга” (такая двухколесная повозка, рассчитанная на осликов или лошадей; превращается в прилавок, где лежит товар) угостил нас манго.
|
| Вот человек, который угостил нас манго |
После Фовара-чоук надо идти по Ганж Манди и, перейдя мост, свернуть налево. Собственно, в “Лоунли плэнет” так и написано, но не сказано, что после моста будет несколько улиц, каждая из которых вроде бы поворачивает налево. Идти надо по самой широкой.
Мы нашли мастерские, но, как видно, на этот момент все имеющиеся в наличие грузовики были расписаны. Висели разрисованные жестяные детали, черные метелки, которые, болтаясь на машинах, как считается, отпугивают злых духов, другая мишура. Бандитов вокруг не было, но были две компании авторикш на разных сторонах улицы. Начали мы с левого берега.
— Сколько будет стоить доехать до Саддар-базара?
— Я не поеду.
Тогда я задал вопрос еще нескольким рикшам — ответ был тот же. Было жарко. Как-то совсем жарко. Марина предложила перейти улицу. На правом берегу особого оживления тоже не было.
— До Саддар-базара.
— Да. Полтора доллара.
— Шестьдесят центов.
— Нет, тогда не поеду.
Тут неожиданно, разом как бы проснулись все остальные правобережные. Крики, пыль столбом.
— Ей-ей! — заорал первый. — Я отвезу за семьдесят пять!
— Пятьдесят! — крикнул мужчина в белой грязной рубашке.
— За шестьдесят! — взволнованно воскликнул первый, схватил меня за руку, и стал тянуть в свою таратайку.
Вырвался я с трудом. Рикша в белом победил. Компания на другой стороне дороги на весь этот эпизод никак не отреагировала.
* * *
Таксила наравне с Мохенджо-Даро — это самые известные и интересные археологические памятники в Пакистане. Таксила — город на территории Гандхары, области, в разное время входившей в состав разных царств и империй. Как уже говорилось выше, в свое время она стала одним из самых мощных центров распространения буддизма, и вокруг Таксилы множество свидетельств тому.
Маршрутка, которая уходит с улицы Хайдер из Саддар-базара, до самого музея вас не довезет. Она будет проезжать мимо поворота на музей, и имеет смысл выйти именно там. Если вы доедете до конца, то есть до современной Таксилы, то тоже ничего страшного, цена поездки на рикше и в том, и в другом случае будет одинакова — 60 центов. От поворота до музея — километра четыре. От Пинди до Таксилы — 40 минут и 30 центов.
В радиусе примерно восьми километров вокруг музея разбросаны отдельные раскопки, каждая со своим названием. Их семь. Рядом с музеем всегда есть рикши, готовые вас по раскопкам возить. Мы от этой идеи отказались. Во-первых, потому, что мы рассчитывали заплатить за вход на каждые раскопки по шесть центов (42 цента за все семь объектов) — “Лоунли плэнет 2004”, — а оказалось — $4,60 (плюс примерно $4,60 за транспорт), а во-вторых, потому, что было слишком жарко для того, чтобы полдня проходить на открытом солнце. Мы предпочли парк вокруг музея и сам музей.
Парк воспринимается как роскошный — ровные лужайки, пальмы, цветы, какие-то птицы, которые с энтузиазмом щебечут. Мрамор, каменные дорожки, замок на дверях музея величиной с небольшой арбуз. В самом музее — кондиционеры, охрана, которая может вам что-нибудь рассказать, если вы хотите слушать, множество мелких и пыльных предметов за стеклом. Самое большое впечатление производят мириады статуй Будды, которых, похоже, полторы тысячи лет назад делали фабричным способом. Вход — три доллара.
Таксила — это место, где соединяются Великий Колесный Путь и Каракорумское шоссе.
* * *
Если вы захотите поехать в Исламабад из Равалпинди, то один из самых недорогих вариантов — это микроавтобусы, которые уходят с Хайдер — 23 цента. Микроавтобусов стоит сразу несколько, надо уточнить маршрут и резво занимать место, так как заполняются они быстро и сразу уходят.
Между Пинди и Исламабадом 15 километров, но дорога, как в нашем случае, может занять час. Кроме Файзабада, который есть на карте, вся дорога — сплошной населенный пункт. А следовательно, выходить и подсаживаться в маршрутку будут постоянно. Другой фактор — пробки. По сути, вся эта дорога в нашем случае оказалась пробкой.
Имеет смысл доехать на маршрутке до конечной остановки. Оттуда идут внутригородские автобусы. Нашей целью была мечеть шаха Фейсала — нас моментально посадили в стоявший автобус, который минут за двадцать до мечети довез. Стоило это 15 центов на двоих.
В Исламабаде вдоль дорог можно увидеть розы. Вдоль ровных и широких дорог. Прекрасно выглядят виллы с огромными воротами и пышной зеленью и с табличками у ворот, из которых следует, что это особняки исламабадских докторов.
Мечеть шаха Фейсала выглядит как киноконцертный комплекс советского времени — это сравнение нашла Марина. Естественно, перед входом необходимо снять обувь и сдать рюкзаки. За хранение с нас взяли 60 центов. Внутри мечети — какие-то циклопические переходы и молельный зал с разными входами для мужчин и женщин. Никого, за исключением десятка посетителей и двух охранников, в зале не оказалось. Пространство мечети с синим ковролином на полу было огорожено по периметру стойками с запретительными лентами. Стояли микрофоны. Видимо, ожидался партактив.
Самое уютное и симпатичное место в мечети — ряды мраморных табуретов вдоль стены, напротив каждого из которых льется вода — можно и нужно совершить омовение, об этом гласит надпись на стене, переведенная на английский. Есть и другие призывы на двух языках.
Рядом с мечетью мы обнаружили прямой автобус (30 центов за билет) до Саддар-базара в Равалпинди. Искать его в Пинди надо на пустыре в районе угла Хайдер и Кенинг.
Карачи, отъезд
Из Исламабада до Карачи есть несколько авиарейсов. Один утренний, он нам не подходил, и череда вечерних. Мы выбрали семичасовой, с тем чтобы хоть немного посмотреть Карачи.
Такси до аэропорта — полтора доллара, будут просить три–четыре. На территорию аэропорта такси не пустят.
Лететь полтора часа. Задержка вылета — полтора часа. Транзитных пассажиров, которым надо ждать ночь, в Карачи сажают на микроавтобус и отвозят в гостиницу, которая принадлежит “Пакистанским Международным авиалиниям”. От аэропорта — минут пятнадцать. Перевозка и ночлег — за счет авиакомпании. Номера с кондиционером, есть полотенца. В гостинице экзотическая пышная зелень, что выглядит живописно, есть магазин с кожаными куртками и сувенирами, что, вероятно, положено по статусу, можно купить холодную газировку. Кроме этого в гостинице есть Саша.
Если вы попадете в эту гостиницу в ближайшее время, то, скорее всего, вы его там встретите. Саша — так он представляется — сносно говорящий по-русски пакистанец. На его визитке значится “Moscow & Ukrain Tourism, Robin, Tourist Guidе”. Суть предложения, которое он сделал нам в 11 вечера, — промчаться до Черепахового пляжа, где, дескать, можно не только увидеть черепах, но и искупаться. Цена — 40 долларов.
Мы хотели посмотреть в Карачи зороастрийские “башни молчания”, “башни смерти” по-другому, и Аравийское море. Было совсем темно, и башни смерти исключались. Оставалось море. Я предложил Саше 20 долларов, на что он обиделся и рассказал, что “огромное количество русских” пользовались его услугами, и что он может организовать рыбалку, яхту, шашлык — в общем, все, что пожелает русская или там украинская душа.
В Карачи есть частное такси “Метро радио кэб”, про которое написано в “Лоунли плэнет”, и мы сделали попытку заказать его через гостиничного дежурного, чтобы съездить на Клифтон. В городе несколько пляжей. Ближайший от центра города — Клифтон. Дежурный сказал, что такси будет стоить примерно те же 20 долларов, на которые Саша был уже согласен. Было понятно, что нас, скорее всего, обманывают. Мы тронулись в половине первого ночи.
Про Клифтон я читал, что там принято гулять. И даже ночью. Вот вы как себе представляете морской променад? Вот и я примерно также представлял его. Белые брюки, легкие косынки…
“Уже скоро”, — сказал водитель. В этот момент мы ехали мимо стены, вдоль которой укладывались спать рядом с проезжей частью какое-то бесконечное количество нищих. Пятьсот–шестьсот одетых в какое-то темное тряпье людей, которые под сильными порывами ветра старались поудобнее расположиться на земле. Мы медленно ехали в пробке, ветер носил обрывки хриплых слов, влажную пыль, вонь животных и автомобилей, клочки бумаги… и запах моря. Метров через триста машина встала на Клифтоне.
На Клифтоне вдоль дороги ослепительно светят белым фонари. Чуть дальше — тьма, пляж. В темноте — рокот, это прибой Аравийского моря. На пляже — тысячи людей, мужчин и женщин. Дети. Все тысячи двигаются. Погонщики водят верблюдов и лошадей; сталкиваясь с верблюдом в темноте, можно вдруг ощутить его теплое и влажное дыхание на своем лице. От ветра шатает. Закатав до колен штаны, мы пошли к прибою. Он был где-то далеко, метрах в пятидесяти или дальше. Показалась волна, вынырнула из темноты пена. Вроде опала метрах в пятнадцати от нас, но видно было плохо. Потом по ступням побежала теплая вода. Тотчас вода поднялась до середины голени. Уже выше колена. Мы побежали. Волна и мы. В разные стороны.
Когда мы уезжали, я увидел сквозь стекло человека, который нес оранжевые угли в металлической сетке.
Утром нас накормили европейским завтраком и отвезли в аэропорт. Там, так же как и три недели назад, основное внимание привлекали граждане, одетые в одну лишь белую простыню, — паломники в Саудовскую Аравию.
К сожалению, на промежуточной посадке в Дубае нас не выпустили. Около часа мы слонялись по салону.
Пыль дорог
Сам внешне опасный образ Пакистана предполагает у путешественника вежливость, скромность и любопытство. То есть подходящий набор для того, чтобы почувствовать истинную ценность того, что было у вас в голове перед дорогой. А потом наступают личные открытия. И это самое интересное.
В книжке Редьярда Киплинга “Ким” написано про подготовку пандитов. “Пандиты” — разведчики, шпионы, которых англичане во время Большой игры готовили из туземцев Британской Индии. Сами англичане слишком выделялись для того, чтобы успешно путешествовать по Центральной Азии. Основа работы пандита была в том, что он учился выглядеть и вести себя так же, как те люди, в среду которых он попадал. Пандит учился видеть, запоминать, понимать. Он учился становиться незаметным. Как пыль.
Самостоятельное путешествие по другим странам в поисках личного полета такую незаметность подразумевает. Для этого надо стать немного пандитом. Одеться, как одеваются местные люди, разобраться в том, как неоскорбительно вести себя, выучить несколько простых слов.
Тогда можно сразу увидеть гораздо больше среди пыли дорог и огней поздно засыпающих городов. Надо только немного замаскироваться. Набросить на себя защитную форму цвета хаки. А хаки в переводе с хинди и есть пыль.
Горная пакистанская дорога. Знаки.
Ссылки
Lonely Planet Pakistan & the Karakoram Highway
Имена собственные
дальше: Пакистанские фотки
больше: Другие вещи
эта страница: http://www.zharov.com/mark/pakistan.html
авторские права: © Марк Олейник, текст, фотографии, звукозаписи, 2008–2023
© Сергей Жаров, кодирование, 2008–2023
обратная связь: markoleynik@hotmail.ru, sergei@zharov.com